Отцы

Вечером перед сном вы с Васей садились вместе за стол и писали, приблизительно так же, как писали письмо родителям мальчика Дяди Федора в мультике о Простоквашине кот Матроскин и пес Шарик. Вася писал маме список канцелярских товаров, которые надо купить ему к началу учебного года: тетрадок общих – пять шт., тетрадок тонких в клеточку – десять шт. Ты же, к вящей ярости брата, аккуратный его список покрывала каракулями.

– Варя, зачем ты в моем списке калякаешь?

– Я не калякаю, а пишу маме письмо!

– Какое письмо! Ты же не умеешь писать!

– Ну я же написала.

– Что ты написала? – Вася злился. – Тут каракули бессмысленные! Ну прочти, что ты написала.

С торжественным видом ты брала листок, внимательно в него смотрела и читала как будто бы:

– Дорогая мамочка, не покупай мне, пожалуйста, никаких кукол и никаких игрушек, а купи мне чего-нибудь сладенького. Какой-нибудь сладенький цветочек.

Разумеется, на следующий день на двух работах работавшая мама не успевала купить Васе по списку тетрадки, но зато привозила тебе коробку рахат-лукума, сделанного из лепестков роз.

По утрам ты приходила к нам с мамой в спальню и начинался час нежности. Ты забиралась под одеяло между мамой и мною. Ты называла это «заблаться в селедку». Забравшись в середку, ты не лежала, однако, на месте ни секунды, а вертелась, исполняла на моей спине классический массаж «рельсы-рельсы, шпалы-шпалы» и целовала маму. Ты говорила:

– Вот в щеки можно целовать, в уши можно целовать, в шею можно целовать, а в губы целовать нельзя.

– Кто это тебе сказал, Варя, что в губы целовать нельзя?

– Дед, – отвечала ты, не просто потому, что всегда валила на деда все сомнительное, а потому, что дед и вправду является поборником асептики, гигиены и пуританской морали.

– Почему это нельзя целовать в губы?

– Потому что, когда целуешь в губы, передается всякая зараза.

– Но мы же с мамой целуем друг друга в губы.

– И что, зараза у вас не передается? – уточнила ты.

Ответить было нечего. Мы мямлили как-то про то, что если люди друг друга любят, ну то есть если они близкие люди, то они, конечно, целуют друг друга в губы, потому что, ну в общем, они любят друг друга. Мы переглядывались в том смысле, что совершенно непонятно, как быть с дедовской пропагандой пуританской морали, равно как и с бабушкиной пропагандой бутербродов. А ты загибала пальцы и считала:

– Лас, два, тли, четыле…

– Что ты считаешь, Варя?

– Близких людей.

– Ну и сколько у тебя близких людей?

– Лас, два, тли…

– Нет, ты перечисляй.

– Я люблю дедушку, потому что он иглает со мной и читает мне, лас. Я люблю бабушку, потому что она нежная, два. Я люблю Васю, потому что он читает мне, тли. Я люблю маму, потому что она тоже очень нежная, четыле. Все!

– А меня? – спросил я малодушно. – Меня, папу, папочку?

Пауза была очень долгая. Ты осматривала меня придирчиво и наконец, смилостивившись, сказала:

– Ну ладно, тебя я тоже люблю, – пауза. – За то, что ты с моей мамой, – пауза. – А еще я люблю кошку Мошку.

И радость моя оказалась сомнительной. Я, конечно, был зачислен дочерью в клуб любимых и близких людей, но лишь благодаря протекции жены и лишь наряду с кошкой. Кроме того, после разговора про поцелуи и близость ты взяла за правило целовать кошку в губы.

15

Про выставку динозавров тебе рассказывали много раз. Знакомая девочка Елочка рассказывала про динозавров, журналист Тополь писал про динозавров заметку. А ты ведь очень любила динозавров, особенно таких, у которых открывается рот, видны зубы и можно положить им в рот кусок яблока и играть, будто динозавр жует яблоко.

Одним словом, мы пошли в Музей истории Земли на динозавров. Я довольно далеко запарковал машину, мы шли пешком, ты ехала у меня на плечах и говорила про динозавров. У двери в музей я поставил тебя на землю и спросил:

– Не боишься? Они большие и рычат.

– Я, – ты изобразила на лице презрительную улыбку, – динозавров не боюсь, я их люблю, особенно с зубами, особенно когда рычат.

И мы вошли внутрь. В первом зале были огромные дельфин и акула. У акулы был прекрасный рот с тремя рядами зубов, и я подумал, что тебе, наверное, понравится мысль о том, как здорово было бы засовывать в этакий-то рот яблоко. Я обернулся:

– Варя, а вот смотри…

Но ты не смотрела. Ты стояла, зажмурившись, все крепче сжимая мою руку и все крепче прижимаясь ко мне. Не открывая глаз, ты сказала:

– Пойдем, пойдем дальше, где нет акул.

В следующем зале акул не было, зато был этот вот огромный хищный динозавр с зубами, не помню, как называется. Ты, одной рукой держась за меня, второй рукой стала закрывать и без того зажмуренные глаза. Шла с закрытыми глазами. Иногда спотыкалась, споткнувшись, открывала глаза на мгновение, видела очередное какое-нибудь чудовищное чудовище, еще сильнее пугалась и еще сильнее зажмуривалась. Это было необычно для тебя. Ты действительно любила динозавров, бесстрашно брала в руки лягушек, червей, гусениц и ящериц. Ты была постоянной посетительницей серпентария. В цирке держала на плечах живого удава и гладила удава по голове. Но эти динозавры…