Эта была узкая, полутемная комнатушка, выходившая на лестничную клетку; через крохотное окно скупо просачивался свет. Прежде чем подойти к постели Отто, фрау Хардекопф склонилась над младшим сыном. Одну руку Фриц положил под щеку, другая лежала у него на груди. За последнее время волосы у него потемнели, но все еще были необычного светло-золотистого оттенка. Лоб, упрямый и очень выпуклый, красил его и придавал всему облику что-то юношески задорное, своевольное. Рот — мягко очерченный, полный, как у девушки. Чем старше становилась фрау Хардекопф, чем старше становились ее сыновья, тем сильнее она привязывалась к младшему мальчику. Он казался ей теперь самым удачным, самым умным, самым приятным и по характеру и по внешности. Все любили ее Фрица — и товарищи по работе, и соседи, и, как это ни прискорбно, — девушки. К счастью, он, видно, не очень-то ими интересовался. Зато он больше, чем другие сыновья, корпит над книгами и газетами; умеет делать чертежи пароходов и парусников, со всем их такелажем, знает все технические словечки, разбирается в устройстве парохода, может вычислить водоизмещение судна. Не раз она тайком просматривала его книги. Все эти описания путешествий, приключенческие романы, повести, в которых отважные герои отправляются на луну, или месяцами плавают в глубинах океанских вод на подводных лодках, или за восемьдесят дней объезжают вокруг света, — наводили ее на тревожные мысли. Как ни был трудолюбив и старателен Фриц на верфях, — настоящий Хардекопф, — его стремление повидать свет, жажда приключений, какое-то странное беспокойство в нем, непоседливость доставляли ей немало огорчений и тревог.
Наравне с книгами о морских путешествиях и приключениях мальчик увлекался футболом — спортом, входившим тогда в моду. Фрау Хардекопф и тут не находила с сыном общего языка. Футбол она считала чересчур грубой игрой. А все эти непонятные выражения!
— Знаешь, мама, этот забил гол не хуже Адье! Классно!
— Что такое? Что ты сказал? Забил гол? Адье?
Фрау Хардекопф казалось, что мальчик говорит по-китайски.
— Что такое гол?
— Это когда мяч забивают в чужие ворота.
— Не понимаю. А кто такой Адье?
— Ах, мама, какая ты бестолковая. Ведь это Адольф Егер, из Альтоны девяносто три.
— Альтона девяносто три? Где это?
— Но это же знаменитый футбольный ферейн. Адольф — чемпион Германии.
Да, фрау Хардекопф была очень невежественна. Но кое-что она все-таки усвоила; например, когда мессинское землетрясение Фриц называл «классом», она уж понимала, что это значит. Новый океанский пароход «Августа-Виктория» тоже был «класс». Более загадочно звучали слова Фрица: «Дети капитана Гранта» — это класс!» Или: «Гол Адье — это класс!» Как бы ей хотелось понять и изучить все, что интересовало ее мальчика, но это ей никак не удавалось. Мальчик пересыпал свою речь английскими словами, и она вечно смешивала «кипер» и «бек», «гол» и «аут», а различные команды тоже постоянно путала.
Паулина нежно провела рукой по мягким, слегка вьющимся волосам и гладкому юношескому лбу сына. Только когда он спал, она позволяла себе приласкать его: у Хардекопфов не принято было нежничать. Затем она тихо подошла к постели Отто. Этот — совсем в другом роде; только на несколько лет старше, а уже настоящий мужчина. Он отрастил густые, пушистые усы, всячески холил их, ухаживал за ними. Сегодня Отто не повязал себе, как обычно, наусников, и кончики усов взъерошились, придавая спящему нелепое и жалкое выражение. Полуоткрыв рот, Отто мрачно храпел. «Эх, сынок, сынок, загубит тебя твоя Цецилия», — подумала фрау Хардекопф. Денег нет, а каждый вечер допоздна шатается. И где их только носит? Стоят, наверное, на перекрестках и милуются. Фрау Хардекопф в последнее время не была так хорошо осведомлена о ходе романа Отто: молодые люди перестали переписываться. Безошибочным инстинктом она чувствовала, что именно это особенно опасно: надо быть готовой ко всему.
Мать тряхнула Отто за плечо.
— Отто! — Она говорила тихо, чтобы не разбудить младшего. — Отто, пора вставать!.. Ты слышишь?
Прошло немало времени, прежде чем Отто проснулся. Он заворочался в постели и с сердцем сказал:
— Дай же мне выспаться. Что случилось?
— Вставай! Ведь сегодня твой день! Неужели ты забыл?
— Какой еще там день? — проворчал он, хотя по всему видно было, что он понял мать.
— Бог ты мой, — недовольно сказала она. — Ты ведь сегодня в пикете. И прекрасно это знаешь. Стало быть, вставай!
— Неохота.
— Что-о? Не выдумывай! Что тебе в голову взбрело? Подымайся, говорят. Хочешь, чтобы отец сгорел со стыда? Вставай сейчас же… Ну?
— Оставь меня в покое! — заорал он в бешенстве. — Я почти не спал… И я болен… Да!
— Болен? — воскликнула мать. — Шатаешься по ночам… Стало быть, ты не хочешь вставать?
— Не хочу и не встану! — И он решительно повернулся к ней спиной. — Оставь меня в покое!
С минуту фрау Хардекопф растерянно стояла у кровати, затем, не говоря ни слова, вышла из комнаты.