Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

— «А разве это не нарушение прав личности?» — «Каких таких прав личности?» — с тем же выражением нетерпения и скуки на лице нарочито монотонно, сквозь зубы цедил босс. — «Самому выбирать себе культурные предпочтения в рамках той культуры, в которой человек вырос, к которой имеет склонность, привычку, тяготение. Как получилось, что сейчас нас насильно тянут в иную культуру, да ещё привязывают это к работе?..» — «Никто никого насильно никуда не тянет! Запомните это, адон Дорон! В Эрании достаточно фирм и рабочих мест, если не по специальности, то в какой-нибудь другой, более или менее смежной области. А если не в Эрании, то в окрестностях, или ещё где-нибудь. У вас в Меирии, или, если хотите, в Шалеме… Никто никого не заставляет работать в престижной «Лулиании», с её прекрасными условиями и высокими заработками. Если вы не хотите приобщаться к нашим новым традициям силонокулла, если вас не устраивает струя подобающей цветовой гаммы — пожалуйста: вас никто не заставляет! И не держит!» — «Что, вопрос ставится уже таким образом?» — ошеломлённо произнёс Бенци, глаза его расширились, а Гидон побледнел. — «Ага! Именно таким! — с ласковой улыбкой, в которой проглядывало торжество, проворковал Мезимотес и легонько ударил ладонью по столу, как бы припечатывая сказанное. — Силонокулл естественно и органично вплёлся в живую ткань здорового организма «Лулиании». Наша престижная фирма — это живой, растущий и развивающийся организм. Невозможно без ущерба для нормального функционирования, позволять себе в процессе обновления оставлять в организме омертвевшие куски чуждой культурной ткани!..» — «То есть как?!

Традиционная музыка уже более не вплетена в живую ткань здорового организма «Лулиании»?

Ей на смену пришёл силонокулл?» — «Извините, адон… э-э-э… Дорон. Покорнейше извините нас, — преувеличенно вежливо проговорил Мезимотес, но в этих его словах, а главное — в тоне, каким они были произнесены, послышалась чуть ли не издевка, — но это так! Надеюсь, вы это запомните и не станете качать потерявшие всякий смысл права личности, застывшей в старом и отжившем!» — ласковым голосом и изобразив одними губами улыбку, заключил Мезимотес, при этом глаза его окончательно превратились в осколки колючих льдинок.

Бенци смутился и неловко пробормотал: «Итак, силонокулл… нынче определяет здоровье или нездоровье живой ткани организма «Лулиании», адони?» — «Именно так, адони!» — «Интересно, очень интересно… Неужели отношение к силонокуллу стало определяющим до такой степени, что может угрожать специалисту, автору важных разработок, увольнением! Разве культурные предпочтения — не личное дело каждого человека?» — раздумчиво произнёс Бенци. Мезимотес как будто пропустил его слова мимо ушей и заключил: «Я полагаю, что дискуссии на темы современной культуры мы перенесём на другой раз, когда вы после нескольких лекций уважаемого адона Арпадофеля будете более к ним подготовлены. Надеюсь, вы оценили моё к вам хорошее отношение: я дал вам возможность отвлечь меня от действительно важных дел, выслушал ваши разглагольствования, не имеющие отношения к тематике «Лулиании», да ещё и… — Миней многозначительно поглядел на часы, висящие над столом, и добавил со значением: — в рабочее время. Идите, работайте. И, хочу надеяться, что вы не позволите себе пренебрегать лекциями, которые уважаемый адон Арпадофель любезно согласился вам прочесть. Запомните на будущее: неприятие струи подобающей цветовой гаммы — столь явное проявление дурного и отсталого вкуса, что не может быть терпимо в интеллектуальном оплоте нашего славного города, каковым с самого своего основания является «Лулиания». Сегодня интеллектуальный символ современности — силонокулл. Это вам на лекциях популярно растолкует адон Арпадофель. Каждый лулианич должен постоянно ощущать моральную обязанность всемерно крепить славный имидж нашей фирмы. Или это уже не лулианич!..» Бенци молча повернулся и вышел от босса, Гидон, поникнув, шёл за ним следом.

«Я одного очень опасаюсь… — сказал Бенци друзьям в заключение своего рассказа о визите к боссу. — Мы все знаем, как силонокулл влияет на некоторых вполне здоровых, но особо восприимчивых к нему, людей. И звучат его пассажи в лучшем случае раздражающе… Как бы кому-то из нас во время лекций плохо не стало… А тут ещё каждый день…» — заключил красный от неловкости и разочарования Бенци.