Отцы Ели Кислый Виноград. Первый лабиринт

Куда ты смотришь?» — воскликнул Галь, повернувшись всем корпусом в сторону отца, всё так же уткнувшегося в экран ноут-бука. Гай тут же подхватил: «В свой комп он смотрит!.. А упрямая девчонка тем временем отбивается от рук!» Ширли старалась не реагировать на упражнения братьев в красноречии, но вскоре почувствовала, что кусок в горло не лезет. Она вскинула глаза на Галя, перевела взгляд на Гая и воскликнула: «Да что это такое! Я хочу отдохнуть на природе, вкусно покушать. А если у вас языки чешутся, и хочется поговорить… Вон там, смотрите — ваш лучший друг Тумбель! С ним и общайтесь! А меня оставьте в покое!

Меня ваш силуфокуль не интересует! Понятно? — и обернувшись к маме: — Мамуль, ты какие записи взяла? А наушники? Две пары, конечно?» — «Ой, доченька, одну… — виновато проговорила Рути, разведя руками. — Ну, включим так и послушаем. У меня всё то, что мы с тобой любим!» Но тут опять взвился резкий фальцет Галя: «Во-первых, что это значит?! Как ты посмела обозвать нашего друга Тимми? Немедленно извинись! Мама, скажи ей! А во-вторых, мы не для того сейчас такую тяжёлую аппаратуру на горбу таскали и налаживали её, чтобы на Дне Кайфа царил такой разнобой! Вы что, не поняли, что босс нашего daddy сказал? Семейно-коллективный праздник силонокулла! Вот и будете слушать то, чего все желают!» Моти поднял голову и спросил: «А откуда ты-то знаешь, сын мой, чего все хотят? Ты что, опрос проводил? Ты что, не знаешь, что не могут все хотеть одного и того же?! Да и не говорил Миней о семейно-коллективном празднике силонокулла!» — «А это не он сказал. Ты, наверно, не врубился в речи вашего нового босса, ну, у которого глаз белый и косой так забавно стреляет!.. И главное — метко!» — «А он у нас никакой не босс… Пока что… слава Б-гу… — чуть слышно прибавил Моти и продолжил нормальным голосом: — Он куратор важных проектов, но босс у нас всё-таки Мезимотес. Так что успокойтесь! — отпарировал Моти и тут же обратился к дочери, изо всех сил пытаясь изобразить строгость: — А ты, Ширли, больше так не называй Тима. Он взрослый солидный человек, мой коллега.

В общем, хватит, ребята… Мы отдыхать сюда приехали — или спорить и ссориться?» — «Мы с братом и нашими друзьями сюда приехали с благородной целью приобщить лулианичей к элитарной культуре, к силонокуллу! Все-все-все у нас в Эрании должны быть элитариями! А иначе… кому он нужен этот общий мангал, этот пошлый День Кайфа!.. Мы бы могли и гораздо интересней день провести!» — махнул рукой Галь и, налив себе ещё пива, принялся со смаком поглощать содержимое своей тарелки. Гай, который вначале кивал головой и поддакивал, глядя на брата снизу вверх и тут же переводя взгляд на родителей и сестру с претензией на многозначительность, тоже занялся пивом и мясом.

Ширли задумчиво проговорила, не глядя на братьев: «Интересно!.. Говорят, что силуфо-куль — это космическая музыка, но не объясняют, кто и когда запустил в космос такое количество битого стекла и покорёженного металла, наполненных помоями бутылок и прочего хлама? А для кого? Для лунатиков?» Заметив, как изменились лица не только у братьев, но и у матери, девочка оборвала фразу на полуслове. «Грубиянка!!! Кто тебя воспитывал? Чтоб не смела больше такие слова произносить!.. И даже думать! Яс-с-с-но?!» — рявкнул Галь, его глаза сузились и яростно сверкнули, на скулах заходили желваки и на смуглые щёки хлынул жгучий румянец, скрыв лёгкую россыпь симпатичных веснушек. Рути смотрела на сына во все глаза и снова вспомнила лицо своего сурового отца, когда в нём поднимался гнев при малейшем намёке на непослушание детей, особенно неугомонных погодок Арье и Амихая. Её охватил знакомый трепет, как в детстве и юности.

Хрупкая, маленькая Ширли проигнорировала сигнал опасности, о котором сигнализировали лица братьев. «Грохот бутылок, металлический скрежет, завывание — это теперь называется музыка?! Силуфо-куль ваш любимый? — промолвила Ширли, вздёрнув брови и выпрямившись на низеньком складном стульчике, на лице появилась упрямая гримаска, один глаз иронически прищурен: — Ну, другого и ожидать-то не приходится: выше мелодии и ритма, выше смысла и даже бессмыслицы!..» — «Полегче на поворотах!» — угрожающе прошипел Галь и приблизил своё налитое яростью крупное лицо к тонкому личику сестры. Ширли, задрожав всем телом, отстранилась.

«Ну, ладно, пожалуйста, дайте мне поесть…» — сердито покраснев, пробурчала она, опустила голову и уткнулась в свою тарелку. Ей больше не хотелось спорить и дразнить братьев, она поняла, что это становится небезопасным. Близнецы, не забывая уделять внимание содержимому своих тарелок и стаканов, закусили удила и не намерены были отступать.

Ширли старалась не слушать. До неё доносились только обрывки фраз, на голову, казалось, низвергался поток бессмысленных словосочетаний и нудных сентенций, выдаваемых братьями с самоуверенными интонациями и жестами. Мутными сгустками в сознании оседало: «…Босс daddy говорил!»… «Хочешь быть принятой в приличном кругу?»… «Время музыки, которой тебя маманька учила, прошло — и не вернётся»…