Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Будто угадав его последнюю мысль, Галь упёр руки в стол, набычившись и сверля его свирепыми ледышками прищуренных глаз, и задал коронный вопрос: "Где наша сестра? Что ты с нею сделал, куда ты её дел? Мы знаем, что она была с тобой…" – "Не знаю, о чём ты спрашиваешь…" – нервно воскликнул парень.

Встрял Гай: "Ты что себе думаешь? Небось, не раз и не два трахал нашу сестрёнку!

Обесчестил её, а теперь не знаешь?" – "У вас, видно, голова только на эти темы и работает? Да ничего подобного у нас с Ширли не было, и быть не могло!.. Перед тем, как мы потеряли друг друга, я её впервые в жизни поцеловал. Вообще, впервые поцеловал девушку! И почти сделал ей предложение…" – "Ах, ты, мразь фиолетовая!..

Да за нашу сестру, за семейную честь!.. Грязный фиолетовый мерзавец!.. Как ты смел дотронуться до Ширли!" – "Ширли тоже меня любит! Но наши отношения совсем не таковы, как вы себе представляете!" Его последние слова заглушил громовой хохот. Лениво подпирающие дверь дубоны встрепенулись и начали гоготать: "Да он же импотент! Сам признался!" – "Ничего, скоро тебе вообще не нужны будут девушки!" – свирепо прорычал Галь, вскочил, резко обогнул стол, подошёл у Ноаму вплотную и… схватившись за цицит, потянул на себя. Раздался треск – и вот уже он накручивает на руку разорванный талит-катан Ноама. Ноам сделал резкое протестующее движение корпусом. Но со скованными за спиной руками он мог только с бессильной яростью и гадливостью сверкать глазами на обоих близнецов.

Гай зашёлся кудахтающим смехом, но глаза его не смеялись. Дубоны от хохота согнулись пополам. "У нас в гвардии порядок, и тебе, фиолетовая сволочь, придётся его придерживаться!" – пояснил с издевательской ноткой Галь, намотал на руку растерзанный талит-катан, примерился и съездил им Ноаму по лицу. Затем, не дав тому опомниться и выдавить возмущённо-протестующий возглас, нанёс ему резкий удар тяжёлым кулаком в солнечное сплетение. Ноам тихонько охнул и согнулся пополам. И тут же получил следующий удар, сильнее предыдущего. Невысокий, почти на голову ниже Ноама, но непомерно накачанный, широкоплечий парнище зверски избивал беззащитного парня. "Б-же! Брат моей Ширли!" – только успел подумать Ноам, после очередного удара выхаркнув с кровью несколько выбитых и сломанных зубов. Мучитель шипел ему в лицо: "Это тебе за нашу сестрёнку, которую ты совратил… и за братков-антистримеров! Где они? А-а?!" – неожиданно пролаял Галь. Ноам с гадливостью глянул на него сквозь невольные слёзы – и ничего не сказал.

"Ну, сознавайся, что с нашей сестрой сделал, куда сестру нашу девал?" – Галь неожиданным искусным взмахом ноги засадил носок своего сапога прямо в локоть правой руки Ноама и тут же, не сделав паузы, врезал по косточке левого локтя.

Ноам задохнулся от боли, его мучитель удовлетворённо ухмыльнулся и процедил: "Ну, всё, теперь он нам неопасен. Наручники можно снимать!" Дубоны тут же бросились исполнять приказ и как бы нечаянно вывернули ему руки, причинив уж и вовсе нестерпимую боль. Ноам побледнел и охнул, хотел закусить губу, но понял, что его лишили этой возможности. Руки повисли, как плети.

***

Лицо Ноама уже превратилось в сплошной вздувшийся синяк, из носа хлестала кровь и залила всю рубашку, синяками было покрыто всё тело, а Галь, зверея всё больше, продолжал наносить жестокие удары, приговаривая: "Куда сестру дел? Где братья-антистримеры?

Ты не юли, а то…" Голова Ноама бессильно моталась из стороны в сторону, он уже не вслушивался, что говорил его мучитель. Тот прорычал своему близнецу: "А ты что? Так и будешь стоять и смотреть?" – "Нет, я не буду бить… – неожиданно пробубнил, отвернувшись к окну, Гай. – Ширли никогда мне этого не простит… И ты оставь его… Довольно…" – "Ну, хор-р-р-ошо же! Я с тобой ещё разберусь…" – "Мне всё равно… Ты знаешь…" – "Да ничего она не узнает… Она и не увидит больше эту грязную скотину! И никто не узнает, где он и что с ним!" – откуда-то издали доносился до Ноама ломкий, холодный фальцет. Он уже не видел, как в комнату вошли ещё несколько человек, что-то сказали. Близнецы куда-то исчезли.

На Ноама навалилась тяжёлая тишина…

Потом его тащили куда-то по полутёмному, извилистому коридору, награждая пинками под зад. Наконец, его втолкнули в какое-то мрачное помещение и захлопнули за ним дверь. Он растянулся у двери, мечтая только том, чтобы ему дали так вот лежать на жёстких камнях и не трогали больше, потом попытался подняться хотя бы на четвереньки, повернуться на бок…