"Ты же знаешь, что происходит у них в Юд-Гимеле… эти жуткие воронки… э-э-э… фанфароботы… агрессивный вой и грохот… чего Шир не переносит!.. Каково ей, когда всё это вокруг!.." – "Тише, тише, родной мой… Не надо об этом… – жарко зашептала Рути, опасливо оглядываясь на кем-то услужливо прикрытую дверь. Она ещё не забыла втиснутого в неудобный стул толстого, лысого Тима напротив двери, неизвестно чего ожидавшего. Впрочем, она отлично понимала, чего он ждал, и это переполняло её страхом и яростью. Она так и не решилась рассказать мужу о неожиданном визите Пительмана и о диком предложении, которое тот ей сделал. А тем более она не могла говорить об этом сейчас, когда перед нею лежал её любимый муж, такой беспомощный и жалкий. Сильно осунувшийся, он казался ей таким маленьким, постаревшим, с совершенно седыми, но по-прежнему густыми кудряшками, смуглое лицо было густо покрыто морщинами, чёрные глаза полны неизбывной тоски.
С нежностью и жалостью глядя на мужа, она старалась не вспоминать о тошнотворном увальне. Но как забудешь! – в каждом номере "Silonocool-NEWS" сообщалось обо всех передвижениях и.о. рош-ирия Эрании адона Тимми Пительмана по просторам "Цедефошрии" (даже когда он громоздким кулём сидел напротив больничной палаты). Самое шокирующее впечатление произвёл на Рути репортаж Офелии из Фанфарирующего Золотого Гальюна, где приводилось очень красочное и многословное – в духе Офелии! – описание звуковой атмосферы странного заведения. Несколько хвалебных абзацев Офелия посвятила главному создателю этого чуда Тимми Пительману. А после этого перешла… к посещению их, Моти и Рути, сыновьями Общей кальянной. Когда Рути прочитала, какими словами Офелия Тишкер говорила про её сына Галя, какие игривые эпитеты применяла, какие прозрачные намёки отпускала в адрес молодого парня, которому годилась в матери, краска бросилась ей в лицо, и она потрясённо вспомнила, что вскользь обронил Тим о Гале и Офелии. Разумеется, эти репортажи Рути старалась прятать от Моти, чтобы не возбуждать в нём ненужных вопросов и воспоминаний, чтобы не будоражить и не расстраивать его. Но её состояние после прочтения этих репортажей не могло укрыться от его взора, и он тревожно вопрошал:
"Рути, скажи мне, что случилось, почему ты такая нервная, просто не в себе?
Никогда ты такой не была…" – а она, скосив глаза в сторону и отчаянно краснея, отвечала: "Ничего, дорогой, просто волнуюсь, как там дома…"
Проходили один за другим дни-клоны… Рути потеряла им счёт, ей казалось, что уже целую вечность они с Моти в этой палате, а на самом деле прошла всего неделя с небольшим.
После обеда Рути ласково прикоснулась чуть влажной губкой к лицу Моти, потом осторожно промокнула его осунувшееся лицо салфеткой. Умиротворённый Моти полулежал на высоких подушках и вдруг медленно проговорил: "Хорошо, что ты есть у меня! Надеюсь, скоро меня отпустят домой, с детками увижусь… Доктор уже намекнул, что результаты исследований обнадёживают. Он сказал, что осталось только дождаться официального обхода главного врача ирии…" – "Да ты что, Мотеле! Это-то зачем?" – переполошилась Рути. – "Ай, формальность…" – отмахнулся Моти. – "О, если бы так…" – чуть слышно пробормотала Рути дрожащим голосом и отвернулась. Ей тут же вспомнилась статья Офелии о зловещем Шестом отделении на 3 этаже…
Моти не заметил паники в глазах Рути. Он помолчал, глядя с улыбкой на жену, и снова проговорил: "Я сейчас всё чаще вспоминаю нашу молодость… как мы с тобой по концертам бегали, потом в твою любимую кондитерскую… Помнишь?.. Слушай, Рут, я хотел тебя спросить…" Рути напряглась и покраснела, она начала лихорадочно раздумывать, что ещё Мотеле давно хотел её спросить; хорошо, если снова о Нехаме.
А вдруг о Тумбеле?..
Она пробормотала: "Что, дорогой?" – "Э-э-э… Я хотел тебя спросить, почему ты вдруг не захотела поддерживать отношения с Доронами?" – "Ты уже однажды меня об этом спрашивал…" – пробормотала Рути, но Моти, не слушая, продолжал: "Не думаю, что это только ревность. Ты же у меня умная девочка!" – "Да нет, Мотеле, я и вправду очень ревнивая… Вот и Ширли к Доронам приревновала…" – "Ну, ты же у меня умная девочка", – снова повторил Моти. Рути ничего не ответила. Она решила дать ему выговориться, потом погрузилась в воспоминания о детстве, рассказала о семье Ханани, историю своей семьи, про умерших в младенчестве близнецов, про Йоси… Моти сокрушённо проговорил: "Если бы я знал об этом… Может, у нас с ним по-другому бы отношения сложились… и у нас с тобой жизнь…" – сокрушённо промолвил Моти. Рути отрицательно качнула головой, пробормотав: "Не думаю…
Папа… он нелёгкий человек…" На этой ноте разговор угас сам собой.