Отцы Ели Кислый Виноград. Третий Лабиринт

Ширли, девочка моя, любимая моя… Нет-нет, не бойся… Я не сделаю тебе плохого, не обижу! Наверно, я нехорошо поступил…» — «Ну, что ты… Любимый… Я ведь тоже тебя очень люблю… и очень хочу, чтобы мы с тобой никогда не расставались… — сбивчиво, как в забытьи, лепетала Ширли. — Только пойдём скорее… Мы должны найти выход отсюда… и наших…» Не глядя друг на друга, они пошли дальше рядышком, плечом к плечу. Ширли казалось, что в её голове что-то опрокинулось, это неведомое «нечто» кружилось, кувыркалось и раскачивалось, по всему телу как будто поднимались лёгкие пузырьки, наполняя её беспричинным, бесшабашным весельем. По лицу блуждала мягкая, удивлённая улыбка, в уголках влажно поблёскивающих глаз затаились слезинки. Она изо всех сил старалась успокоиться, смирить дрожь во всём теле, и боялась, и очень хотела смотреть, без конца смотреть на Ноама. Теперь она знала, что и он испытывал те же чувства, ту же смесь смущения и счастья. Но она не знала, что в то же время ему было немножко не по себе, его одолевали дурные предчувствия, которые он изо всех сил гнал от себя.

Ноам снова заговорил сдавленным голосом: «Только никому не говори… Ренане не говори…» — «Ну, что ты… — сдавленно лепетала Ширли, не очень успешно пытаясь проглотить комок в горле, мешающий вздохнуть, и неожиданно для себя выдохнула: — Только я надеюсь, что ты больше не сердишься на неё?» — «Нет, уже нет… Просто…

Мне трудно тебе объяснить, но я в общем-то их понимаю… сейчас уже понимаю…» — «Она очень переживала, что ты на них рассердился…» — «Ну, конечно… Нет, я на неё не сержусь… Но всё равно не говори ей…» — смущённо глянул он на девушку. Их плечи соприкоснулись, и ни один не пытался отстраниться. Так они и шли, плечом к плечу, по ухабистой петляющей узкой дороге.

Спустя какое-то время Ноам снова заговорил, поначалу выталкивая слова словно через силу, а потом быстро и сбивчиво: «Не очень-то хорошо расхваливать родных братьев… Но объективно Шмулик — профессиональный музыкант-духовик, причём очень высокого класса. Петь он, скорей всего, не будет — не хочет… Только играть!» — «А жаль: голос у него уж очень хорош!» — сдавленным от волнения голосом откликнулась девушка. — «Рувик, наверно, пенье не забросит и свою гитару тоже. Но с братом ему не сравниться… Стихи вот пишет, лирику… Может, к скрипке ещё вернётся…» — и Ноам замолк. Ширли не удержалась и обронила: «Рувик тоже прекрасно поёт и играет. Каждому свой инструмент!» — «Ага…» — рассеянно откликнулся Ноам. И снова замолчал. Внезапно он искоса посмотрел на неё и стремительно прикоснулся губами к её губам. Ширли с готовностью ответила на его отчаянный поцелуй. Ноам обнял дрожащую девушку и принялся покрывать её лицо быстрыми поцелуями, потом впился ей в губы, и уже не отпускал. Она прижалась к нему и принялась гладить его плечи, спину, руки, куда могла дотянуться…

Дальше они шли и целовались, не в силах оторваться друг от друга, ничего не видя вокруг и не замечая, как миновали несколько поворотов. На краткие мгновения отрываясь от неё, он шептал: «Шир, ты моё маленькое чудо! Я даже не знал, какая ты… Маленькая, славная, чудесная!» — «Ноам, Ноам, Ноам…» — и больше ничего не говорила, проталкивая дорогое имя через комок в горле.

* * *

Когда они на краткие мгновенья отрывались друг от друга и оглядывались по сторонам, им начинало казаться, что их путь лежит по нескончаемой спирали, которая то раскручивается, то скручивается. То и дело менялось освещение, однако, не рассеивающее оседающий спиралями полумрак. Стены то словно покрывались склизким мхом, то как бы становились полу-прозрачными, и за ними виднелись целые каскады пустынных и перепутанных витков-коридоров, вихляющих то вправо, то влево — как в расположенных друг против друга кривых зеркалах. Сначала их это рассмешило, потом встревожило. Они вдруг поняли, что воздух почти не шевелится.

И снова на них навалилась тупая немота, так что они едва слышали друг друга.

Чтобы отвлечься от жутковатых ощущений накатывающей тупой немоты, они снова принимались целоваться. Но в какой-то момент это перестало помогать.

Они с усилием оторвались друг от друга и растерянно оглянулись по сторонам.

Наконец, Ширли проговорила тихим дрожащим голосом: «Ничего себе виды!.. Только что слушали такую прекрасную музыку (жаль, что мы не сидели рядом!) — и вот…