Ребята проверяли все имеющиеся в наличии ницафоны и тихо переговаривались. Ирми медленно проговорил: «Большой угав в принципе должен защищать от колпакований и ораковений.» — «Но работа ещё не закончена… считай — прервана», — напомнил Ноам. — «Да… Сейчас мы «зачехлили» (создав «свободный от силонокулла пузырь») только небольшое пространство — вокруг нашего дома и на несколько метров вокруг.
Как знать, может, ещё немножко — и удалось бы всю Меирию расчистить. Но нам не оставили выбора…» Ноам мрачно кивнул: «Братишки рвутся в бой, искать папу!..
Надо немедленно их выводить отсюда… Иначе нас всех накроют и заметут!» — «И это говоришь ты, оптимист неисправимый? — усмехнулся Ирми. — По правде говоря, и я опасаюсь того же. С одной стороны, работы пошли в таком темпе и начали давать такие результаты, что и мне показалось — нет для нас лучшего убежища, чем этот дом! Но то, что их щупальца добрались досюда с помощью телепередачи, настораживает!» — «Конечно! Кроме того… Как будто что-то мешает фанфаризаторам вспомнить, что когда-то тут жили злостные антистримеры!» — «В том-то и дело…» — «Это же наша Меирия, мы здесь родились, жили…» — с грустью тихо произнёс Ноам, поникнув.
Ирми с сочувствием смотрел на его длинный искривлённый нос, голова опущена низко, и красивых выразительных глаз не видно. Неожиданно Ирми подумал о тщательно скрываемой душевной проблеме Ноама. С тех пор, как в жизнь Доронов вошла Ширли, парень начал стесняться своего сломанного носа, переживал и даже считал себя уродом. Он опасался, что не может нравиться Ширли, в которую влюбился с первого взгляда. Его поведение не могло не породить ответных мучительных сомнений у робкой девушки. Ирми тряхнул головой, отгоняя от себя эти мысли, и отвернулся.
Потом медленно проговорил: «Надо непременно связаться с Максимом и Хели. Я больше не могу рисковать и появляться у них в убежище. Они скрываются в Эрании, под самым носом у фанфаразматиков. Придётся связываться по ницафону, Макс что-нибудь придумает!» Ноам печально повторил: «Жаль уходить отсюда… Но сейчас… Сам понимаешь: папа…» — «За себя бы я меньше опасался! Но я боюсь за вас, Доронов — знаешь же, в чём каждого из вас обвиняют!» — «Угу…» — «Я скажу Максиму с ребятами, чтобы занялись поисками в Эрании… Пусть ищут Бенци, Гиди, Арье, детей Магидовичей, Гилада и Ронена… Мальчики везде крутятся, их не знают, они вне подозрений… Ты же видел их! Двое из них гиюр прошли… Настоящий, а не «самоварный»!" — выговорив хриплым голосом эту фразу, Ирми густо покраснел. Ноам с любопытством на него глянул, но ничего не сказал.
«Я не очень уверен, что будет просто выбраться через лабиринты и тупики, сплетённые на месте нашей Меирии! Надо ещё суметь не заблудиться и проскочить!» — «У нас ницафоны, у Шмулона и Цвики угавы… — неуверенно ответил Ноам, — думаю, они могли бы быть и защитой, и компасом…» — «Меня, Ноам, очень насторожила эта передача… — сердито заговорил Ирми. — Значит, где-то наша защита оказалась пробитой…» — «Нет худа без добра: зато мы узнали о судьбе папы и о том, что нам всем грозит!» — откликнулся Ноам. — «Ладно, решено: поутру выходим… — припечатал Ирми ладонью стол. — Я буду держать постоянную связь с ребятами, канал уже наметился…»
Ренана разбудила Ширли, когда едва мерцающий жёлтый туман, заливавший квартал по ночам, начал сменяться чуть более светлым молочно-сероватым. Открыв глаза, Ренана сразу вспомнила, что это означает скорое приближение рассвета. Она разбудила Ширли, потащила её в ванну и заставила принять душ. Душ оказался на удивление тёплым, за что надо было сказать спасибо Ирми и Ноаму: это они, проверяя ницафоны, решили попробовать впервые задействовать недоработанный большой угав в качестве генератора. После душа девочки облачились в сшитые Ренаной брюки из неизвестного плотного материала непонятного оттенка, натянули тёплые свитера и пошли на кухню. «Надо поскорей приготовить лёгкий перекусон для нас и для мальчиков, пока они не проснулись», — пояснила она.
Официальное электричество в такой ранний час в Юд-Гимель обычно ещё не подавалось. Но они не знали, что отныне подачи энергии в Меирию не будет. Это означало, что ораковение, объявленное фанфаризаторами главным государственным приоритетом, пожрало намного больше энергии, чем планировалось: процесс шёл всю ночь полным ходом по нарастающей. Девочки не стали будить мальчиков и приготовили скудный и всё же достаточно тёплый (опять же — спасибо Ирми и Ноаму!) завтрак.
Вскоре проснулись и мальчики. Они долго примеряли одёжки, которые им сотворили девочки, посмеиваясь друг над другом. Ирми и Ноам снова заперлись в комнатке, отведённой под студию. Собрав все ницафоны, какие только были в доме, они зарядили их.
Завтрак прошёл в молчании. Даже весёлым близнецам, даже Цвике и Нахуми не хотелось разговаривать в это раннее серое утро. Никто ни слова не сказал по поводу паричков, которые уже красовались на головах девочек, только Рувик украдкой глянул на Ширли и что-то шепнул своему близнецу, тот слабо кивнул.