Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

Ни порядка, ни системы…» — «Доченька, не надо, — сказал недовольно Моти, входя на кухню, — повторять чужие слова. Откуда вы знаете, что это связано с присоединением посёлка к Эрании и с подключением системы воронок?» — «Ребята знают…» — «Да откуда они-то знают! Предположения на пустом месте — и больше ничего! Адон Рошкатанкер заботится обо всём городе, и Юд-Гимелю, недавно ставшему частью Эрании, он обеспечивает то же обслуживание, что и всем остальным районам! Значит, руки не дошли! Видишь, сколько забот с этим Турниром! А какие гости на него к нам приедут!» — «Мы тоже догадываемся, что это связано с Турниром, вернее — с тем, что они замыслили после Турнира…» — тихо пробормотала Ширли. — «Только не надо повторять глупости о наших избранниках!

Мало ли, что говорят иные… э-э-э… антистримеры!..» — не глядя на дочь, проговорил Моти, густо покраснев. — «Ладно, — мрачно промолвила девушка, опустила голову, пробормотала: — Я вообще лучше буду молчать в этом доме!.. Если уж не могу ничего сказать, даже в отсутствие наших семейных дубонов…» Рути с Моти переглянулись. Весь ужин дочка молчала, не глядя на родителей, а, поев, встала, буркнула спасибо и ушла к себе.

* * *

Моти с утра нервничал, но такое его состояние после возвращения из Австралии стало и для него, и для домашних привычным делом. Все уже успели позабыть о Моти спокойном, Моти бесшабашно-весёлом, Моти, безмятежно мурлычущем какую-нибудь песенку, даже о Моти рассеянном. На него к тому же подействовала размолвка с дочерью накануне за ужином. Рути старалась ни в чём ему не перечить, предупреждала каждое его желание. Только днём шёпотом предложила отдохнуть.

Заявившиеся под утро, как и сказала Рути, близнецы проспали до часу дня, а потом, как всегда, врубили на полную громкость свой любимый силонокулл. Рути только обмолвилась: «А нельзя ли дать нам отдых перед Турниром? Ещё успеем наслушаться!..

Папа, между прочим, отдыхает…» — «Ничего с ним не станет! Вам надо приучить свой слух к современным звучаниям и гармониям. Чтобы знали, чем вас порадуют передовые группы!» — заявили братья, но всё-таки убавили громкость.

Ширли заперлась в своей комнате и до выхода из дому так там и просидела, стараясь ничем не обнаруживать своего присутствия. Чтобы успокоиться перед Турниром и запастись нервной энергией, она долго лежала в пенистой ванне, с тоской вспоминая утраченные записи, которые она теперь могла слушать только через та-фон — спасибо Ноаму и Ирми с Рувиком. Но для лежания в ванне это не подходило: уж что-нибудь одно — или ванна, или наушник с музыкой. До Ренаны дозвониться не удалось, хотя она пыталась несколько раз. Рисовать ей сегодня почему-то совершенно не хотелось. Точно так же, охваченная неясным тревожным предчувствием, она не могла заставить себя раскрыть книгу, почитать что-нибудь лёгкое и развлекательное.

Девушка долго стояла перед раскрытым шкафом, задумчиво перебирая одёжки из тех, что ещё не перетащила в общежитие. Наконец, упрямо закусив губу и встряхнув головой, она решительно закрыла шкаф. Она наденет то, в чём приехала из Меирии: любимую вышитую Ренаной кофточку переливающихся сине-фиолетовых тонов, и новенькую юбку-брюки глубокого сине-фиолетового тона. На ушах позванивали серебряные серёжки в виде крохотных свирелек, подарок Яэль и Йоэля.

Около шести вечера она медленно спустилась в салон и присела рядом с Рути, которая нервно двигала спицами и делала вид, что с интересом смотрит в экран телевизора, где калейдоскопом крутились лица, лица, лица, скорее — какие-то странные физиономии, которые и лицами-то не назовёшь, оскаленные в торжествующих ухмылках морды. Рути взглянула на дочь и робко обронила: «Доченька, у тебя нет чего-нибудь… другого… ну, не такого вызывающе фиолетового?» — «А что?.. Тебе не нравится вышивка?.. Что в ней плохого? Немодно у элитариев?» — тут же вскинулась девушка. — «Ну, не знаю… Неприлично так выделяться. Все в жёлто-зелёной гамме, модных, красивых тонов, или в красно-бордово-розовом, а ты… Ведь сидеть будем в секторе Далет! Все элитарии Арцены будут на тебя смотреть и осуждать».

Моти сидел напротив, прикрыв глаза. Перед ним на маленьком столике стоял стакан остывшего кофе, рядом валялись два надкусанных печенья. На то, как оделась дочь, идя на Турнир, он, казалось, не обращал никакого внимания.