Отцы Ели Кислый Виноград. Второй Лабиринт

Максима внезапно осенило, что летающими тарелками Вован назвал руллокаты. Он на секунду остолбенел. «Это, стало быть, Дашке Ерёмка рассказывал, что скоро евонный батя приезжает, фирму тут организовать хочет, филиал евонной калифорнийской по выпуску летающих тарелок. Дескать, вы с ним такие прикольные штуки собрали, и теперь их, может, будут и тута делать. Правда, вы им зачем-то дали какое-то дурацкое название». — «Не понимаю, о чём ты… Мало ли, чем мы с ним баловались, давно уже забросили это дело! И не знаю, откуда ты взял про отца Ирми, что он приезжает, лично мне ничего про это неизвестно! А мне бы он сказал: мы с ним близкие друзья. Ты что-то напутал…» Максим ошеломлённо глядел на Зейфера. Он не мог поверить, что Ирми о руллокатах кому-то мог рассказать, тем более — сам же просил никому раньше времени не болтать. И кому! — малознакомой особе, которая с непонятной целью осела в Эрании со всей этой «малиной». Максим давно понял, что Ирми от неё совсем потерял голову, но чтобы настолько?!..

Дарья, услышав, о чём идёт разговор, села напротив Максима, изящно подперла голову рукой и с улыбочкой сказала: «Нам сказали, что работники престижной фирмы не имеют права никаких своих разработок патентовать без разрешения начальника патентного отдела!» — «Запрет, чтобы ты знала, касается только тематики фирмы. А если я, к примеру, изобрету… ну, скажем… э-э-э… вечный двигатель в пивной бочке, или пятое — квадратное! — колесо к телеге, то это боссов не касается, потому что не тематика фирмы. Но к нам конкретно это не имеет отношения. Дарья, ты просто что-то прифантазировала из того, что тебе Ирми рассказывал. Я даже начинаю подозревать, что путаница вышла из-за языкового и ментального барьера».

— «Ну, почему, Максюша… — продолжал нудить своё Вован. — Давай-ка выпьем за летающие тарелки, стаканы, кружки, стопки, протчую посуду! Мне как раз нужен такой вот человечек, как ты. А то, если и есть тут у нас кто стоящий, то — бабы…

А с них какой толк! А преподы — все волки! Чужие они, совсем чужие! Вот, слава вашему Б-гу, погнали этих досов и недоумков, что затесались…» — «Погнали… Ну, и что, что погнали… тебе-то что!» — Максим говорил как в тумане и только думал, как бы ему осторожно свернуть беседу и уйти домой. На языке вертелось: «Если это всё тебе такое уж чужое, Зейфер, то — что ты тут делаешь? Почему не вернёшься домой?» Но он знал, что говорить этого никак не следует. То, на что по пьянке намекал Вован, то, что он сказал об изгнанных преподавателях, повергло его в шок, но он собрал всего себя в кулак и ничем своих чувств не выдал. Но то, что самоваричи уже узнали про руллокаты и про отца Ирми, который хочет открыть здесь фирму по их изготовлению, повергло Максима в уныние. На помощь пришла Дарья: наклонившись над ними и игриво поведя плечами, она пропела: «Ладно, мальчики…

Проехали…» Неожиданно Максим увидел, что не только Вован, но и Дарья пьяна — не придуривается, не разыгрывает его, по обыкновению, а по-настоящему пьяна! «Вот откуда их такая откровенность!.. Тоже мне, Штирлицы грёбанные!» — подумал Максим.

Он встал, извинился и направился в туалет, а оттуда прошёл к запасному выходу.

Идя к дому через пустырь, он с ожесточением прокручивал в голове этот разговор и одну и ту же мысль: «Интересно, кому понадобился этот щадящий блиц-гиюр, — чёрт их побери! — и, главное, эта «малина»!..» Как бы в ответ, перед глазами в который раз встало зрелище: Пительман с приторной ухмылкой маячит на фоне пыхающего самовара. В ушах зазвучал пронзительным колокольчиком смех Дарьи.

Смутно мелькнула мысль, что такая женщина может и вправду притянуть к себе как магнитом, он где-то понимал Ирми и сочувствовал ему. Он впервые подумал о том, что она, конечно же, не в университете английский так классно освоила. Наверняка, это был серьёзнейший спецкурс.

* * *

Дома Максим увидел, что Ирми в пижаме сидит, пригорюнившись, на кухне. Перед ним ополовиненная бутылка водки и полупустой стакан. Лицо красное, воспалённое.

«Ты что, друг? Решил применить на практике российские традиции? Ты же болен!

Какая у тебя температура?» — «Надо приходить в норму… Дарьюш говорила, что так у вас в России лечатся. Надо, надо в норму приходить…» — бормотал он, и лицо его краснело с каждым глотком. Максим силой отобрал у него бутылку и стакан и сердито потребовал немедленно лечь в постель: «Я же чувствую: у тебя сильный жар!

При температуре этого ни в коем случае нельзя, дурья ты башка!» — последние слова Максим в сердцах выкрикнул по-русски. Но Ирми, набычившись, молча качал головой, потом поднял голову и громко, отчётливо выговорил: «Дурья ты башька!

Дурья — это Дарья? Да? А Башька — это кто?» С большим трудом Максим вывел его из кухни и уложил в кровать, укутал одеялом и включил отопление. Увидев, что тот почти засыпает, он медленно и тихо произнёс:

«Ирми, нам больше в «Самоваре» даже близко нельзя появляться! Поправляйся, и тогда поговорим… Э-эх! Наломал же ты дров…» — уже по-русски пробормотал он в сердцах.

* * *