Отцы-командиры Часть 2

Оформлением занимались писари и делопроизводители у ПНШ по учету, которые обычно вели списки живых и убитых, совершенно не владея ни военными терминами, ни лексикой, поэтому писали, что на ум взбредет. В саперном батальоне были представлены четыре человека — командир роты и три сапера — к званию Героя Советского Союза. Фантазия писаря дошла только до того, что он сумел, не повторяясь, записать в качестве подвига затыкание пробоин в лодках: у одного- портянками; у другого — бельем; а у третьего — обмундированием, и приписал всем фантастическое количество перевезенного через Днепр личного состава, вооружения, боеприпасов и воинских грузов. Дальше фантазия писарей не пошла, а командирам, подписывавшим эти представления, не было времени уточнять и тем более корректировать или исправлять их, так как некоторые командиры не могли сами написать донесения или расписки, а то и письма близким, поручая это писарям. С мая 1943 года и по февраль 1944 года я нашел в архивах только одну записку из трех строк, написанную собственноручно начальником штаба полка майором Ершовым, и ни слова, написанного всеми командирами нашего полка. Даже нет исправлений их рукой. В минуты затишья на переднем крае Кузминов обычно брал папку с представлениями, читал фамилию, смотрел, на какой орден воин представлялся, держал совет с начальником артиллерии, решал: «Дадим!» — и ставил свою подпись после согласия майора Бикетова. Однажды, когда нас вывели на сутки для получения пополнения, Кузминов оказался в штабе дивизии, а там был получен приказ о том, что на дивизию выделена наградная норма на Героев Советского Союза в количестве 50 человек. Комдив решил в стрелковых полках сделать по десять героев, а остальные 20 отдать саперам, артиллеристам, связистам, противо-танкистам и другим службам. Во время одной из послевоенных встреч однополчан в Григоровке бывший командир штабного взвода связи Бережной рассказал мне, что когда Кузминов и Бикетов вернулись после двухсуточной отлучки из полка во время наступления немцев на плацдарм, их вызвал командир дивизии полковник Богданов на свой КНП на берегу реки и спросил, где они были? Кузминов сказал, что искали связь с соседом. Тогда комдив нанес ему пощечину, сказав при этом: «А как же с вызовом огня на себя? Искупить кровью!» Вот вскоре после этого и поступила команда от командира дивизии тому же Кузминову готовить в полку представления на десять человек к высшей степени боевого отличия — званию Героя Советского Союза.

Принялись делить награды на «военном совете» полка, состоявшем из командира, замполита, начальника штаба и начальника артиллерии. Присутствовал и я во время этого разговора. Сидят командиры и смотрят друг на друга. В это время никто из офицеров штаба еще не был представлен даже к обычным орденам. Молчание затягивалось, и я сказал: «Что тут гадать, представлять надо Ламко, Чирву, Зайцева, командира роты лейтенанта Мехеева М. В. и представленных из батальона: младшего лейтенанта Жуйкова Ф. И., вступившего в командование батальоном адъютанта старшего Николенко В. А.; командира пулеметного расчета старшину Телефанова; пулеметчика Карпенко; командира батареи 76-мм орудий старшего лейтенанта Косенкова и командира орудия старшину Осина». Все сразу согласились, хотя Николенко написал представление сам на себя и у него в нем ничего не соответствовало статуту ГСС. После этого я позвонил в штаб дивизии и просил начальника связи дивизии оформить представление на Героя нашему начальнику направления телефонной связи младшему лейтенанту Оленичу И. И. Он обещал сделать.

На следующий день снова был бой. Потом наступило затишье, и начальник финансового довольствия лейтенант Лебанидзе Н. С, исполнявший обязанности ПНШ-4, доложил на подпись на КНП Кузминову наградные листы. Командир полка и начальник артиллерии находились в надежном укрытии, которое было отрыто в скате оврага под корнями груши-дички способом выемки грунта через узкую горловину. Там, в полутьме «берлоги», при свете «каганца» он не разобрался, на что именно представляют меня. Лебанидзе сказал, что на звание «капитан». «Давно нужно было сделать. А почему ни на него, ни на других офицеров штаба нет наградных листов до сих пор?» — спросил он. «Начальник штаба такого приказания не отдавал. Возможно, он ждет, пока вы назовете, на какой орден его самого представить». «Напиши на него — на орден Красного Знамени, а на помощников пусть он сам предлагает», — ответил командир.

Возвращались мы вместе, так как командир одновременно подписал и боевое донесение. На командном пункте начфин вполголоса передал начальнику штаба распоряжение Кузминова и спросил: «На какие ордена оформлять помощников?» Ершов ответил: «Пиши всем на «Звездочку». Может быть, впервые за всю войну мне стало ужасно обидно за такого начальника. Ведь он же знал, что даже все комсорги, пропагандист и посыльные представлялись к орденам Красного Знамени, Отечественной войны, а он оценил наши дела ниже, чем я оценил дела посыльных.