Отцы-командиры Часть I

Новый год мы с Ламко решили встретить у старшей сестры его жены Дуси в Сокольниках. Сделали вскладчину закупки и с ними приехали под Новый год. Не было шампанского, но была водка, студень, отварной картофель, квашеная капуста, селедка, огурцы. Все предчувствовали скорую победу, хотя я понимал неизбежность еще раз побывать на переднем крае. Мне всегда «везло». Встретили, выпили, закусили. На улице слышались пьяные голоса. Мы вышли тоже. Фронтовиков тут же «закружили» девушки и повели на второй этаж к патефону. Ламко о чем-то спорил с женой, а она плакала и удерживала его. Наконец он удалился, а меня уложили в постель. Утром, после завтрака,  Дуся рассказала о том, что Тихон ночью ушел «куда ему надо было уйти». Я догадался, Дуся тоже знала и просила меня поехать к его любовнице и увести его от нее. Она уже побывала у нее, так как адрес ее записала с конверта его письма. Проводила меня до большого дома, указала подъезд, этаж и квартиру и умоляла увести его на вокзал. Я заверений ей не давал, но обещал сделать все, что будет в моих силах. Хотя и предупредил, чтобы долго не мерзла за углом, если мне не удастся уговорить его покинуть ту, к которой он рвался сразу после встречи Нового года. Я еще не видел эту самую Фаину.

Поднимаюсь по лестнице на пятый этаж, нахожу номер квартиры и даю два звонка. Приоткрывается дверь на длину цепочки, спрашивают: «Вам кого?» Отвечаю: «Ламко Тихона Федоровича». «Такого здесь нет», — и дверь закрывается на защелку. Я догадался об обмане и медленно спускаюсь вниз. И тут дверь распахнулась полностью, и слышу голос друга: «Поворачивай обратно, Захарович», Лицо Фаины покрыто краской стыда, и она немедленно оправдывается, что-то лепеча в свою защиту. Ламко представляет меня как лучшего фронтового друга. Фаина приглашает нас за стол, и мы выпиваем по рюмке водки за наступивший, как видимо, победный год. Хозяйка выходит на кухню, а я шепчу другу, что Евдокия ожидает его выхода, но он только махнул рукой.

Так как я пришел уже из полка резерва офицерского состава, то меня не тревожил лимит времени, но и Ламко было еще долго до последнего пригородного поезда на Солнечногорск, Здесь он сообщил мне о том, что в Академии имени М. В. Фрунзе прибыли на краткосрочный курс обучения два наших хорошо известных однополчанина: бывший командир полка, теперь уже Герой, подполковник М. Я. Кузминов и начальник оперативного отделения штаба нашей дивизии майор В.И. Петров. Эта новость меня сильно обрадовала. Далее он сообщил, что в очередной выходной они пригласили нас обоих в их общежитие, чтобы в ближайшем фотоателье сфотографироваться вместе. Кузминов привез с собой даже своего ординарца сержанта Нестеренко, которого мы хорошо знали.

Такая встреча состоялась, и мы на Зубовской площади сделали снимок. Впереди сели Петров, в центре Кузминов,  сделала вид, что наступил мир между ними, но ненадолго. Впереди была целая жизнь с ее взлетами и падениями. (Я, Кузминов, Ламко и Нестеренко не раз встречались в Краснодаре, но мне там не пришла в голову мысль сделать снимок, правда, без Петрова. Ведь я сам делал все фотографии, а до такого повтора не додумался. Теперь из пятерых остались в живых только двое: маршал Петров и я.)

Но вернемся снова на Ярославское шоссе, откуда я повторно выехал на мою родину. Была первая декада января победного сорок пятого. На железных дорогах прежняя давка в вагонах. Дома, как и в прежний раз, я застал только братишку. Вскоре появились мать и сестры, снова с кукурузного поля. Теперь они выглядели значительно пополневшими. Вскоре они на моих глазах стали «худеть». Развязав шнурки на обшлагах телогреек, они ссыпали в ведро зерна кукурузы из рукавов. Сняв телогрейки, они начали вынимать из-под грудей хлопчатобумажные чулки, наполненные зернами кукурузы. Потом такие же мешочки снимали, уединившись в другой комнате, с более потаенных мест, которых не принято касаться ни бригадиру, ни председателю, ни объездчику при «шмоне» после рабочего дня. Дневная выручка составила около двух ведер зерна. Конечно, руководство знало об этих местах, но вынуждено было молчать, так как им нужны были работники живыми, а не «мертвыми душами». Достойным наказанием этим «несунам» было то, что они собирали початки на морозе до 10–15 градусов, и такой же была и температура зерна кукурузы. Попробуйте приложить ледышку к голому телу и выжидать, когда зерно примет температуру тела. В это страшно поверить, но это было. Хотя оставшиеся еще в живых и поныне жалуются на простудные заболевания с тех далеких и очень трудных фронтовых лет. Теперь мать высказала пожелание: побывать на настоящей родине, то есть в станице и на хуторе, где проживали три ее сестры и семьи двух братьев, а также по линии отца четыре семьи братьев и сестры, не считая большого количества моих двоюродных братьев и сестер. За короткий январский день мы пешком совершили переход почти & пятьдесят километров. Мать со многими родственниками тоже не виделась с начала войны.