Отцы наши

И вот они как-то убили следующие двадцать минут, обсуждая нейтральные темы и попивая кофе (Малькольм свой выхлебал быстро). Кэти и Мэри предпринимали героические усилия, чтобы ввести беседу в нормальное русло, рассказывая о своих детях, о том, кто когда приедет их навестить. В какой-то момент Малькольм решил, что прошло достаточно времени, так что они с Томми уже могут сбежать.

— Думаю, мы пойдем, Фиона, — сказал он. — Уже поздно.

— Подожди, Малькольм, — ответила она. — Спешить некуда. Томми еще даже не допил свой кофе.

— Все в порядке, — подтвердил Томми, делая последний глоток из чашки. — Я готов.

— Мне завтра рано вставать, — добавил Малькольм. — И у Томми был длинный день. — Зачем он это сказал? Томми же не ребенок.

Но затем Томми поблагодарил: «Спасибо за прием» — тихим, вежливым голосом, как будто бы ему все еще восемь лет и жизнь его не пошла под откос.

— Рада была вас видеть, — слабо ответила Фиона, и все дружно одобрительно зашумели. Малькольм попрощался и постарался высвободиться как можно быстрее, хотя Эд особенно долго жал им с Томми руки, будто бы желая сказать: «Никаких обид», — и вот наконец они оказались снаружи в морозной тьме, и дверь за ними закрылась.

Томми безмолвно обошел машину и уселся на пассажирское сиденье. Прежде чем открыть водительскую дверцу, Малькольм несколько секунд глубоко вдыхал ночной воздух, чтобы хоть немного побыть одному в спасительной тьме.

Он ехал медленно, боясь заблудиться, боясь ночной темноты и неровной дороги. По крайней мере, в темноте они не могли увидеть старого дома Томми, когда проезжали мимо, — это был явно не тот пейзаж, который им был сейчас нужен. Малькольм сжал руль и глядел прямо перед собой на маленький кусочек дороги, освещенный фарами. Крайне маловероятно, что они встретили бы другую машину, но на асфальтовом шоссе была опасность съехать в кювет или налететь на камни там, где дорога пролегала среди холмов.

Малькольм чувствовал, что проделать весь путь в молчании было бы неправильно, но придумать, что же сказать Томми, было нелегко. Он хотел что-нибудь сказать — что угодно, — чтобы рассеять то ужасное ощущение, которое овладело им, которое Томми вселил в них всех в маленькой гостиной Фионы.

— Еда была хорошей, — в конечном счете произнес он.

— Да.

— Фиона хорошо готовит.

— Да.

Последовала долгая пауза, и в конце концов Малькольм решился:

— Мне жаль, что так вышло с Эдом.

— Я знаю.

— Он был пьян. Да он и когда трезвый, немножко идиот.

— Дело не только в нем, — запротестовал Томми. — Во всех них.

— Они хотят как лучше.

— Как и большинство людей, — возразил Томми. — Но хотеть недостаточно.

— Нельзя их винить, — сказал Малькольм, зная, что на самом деле он имеет в виду. Нельзя меня винить. Но, конечно же, можно.

— Почему же? — спросил Томми яростно. — Они были рядом, разве нет? Вы все были рядом. Это же не внезапно произошло.

— Томми, дело было не так. Никто и представить себе не мог…

— Возможно, вы просто убедили себя в том, что это не ваше дело. Но это было ваше дело.

На это у Малькольма не было ответа.

Припарковавшись у дома, он выключил мотор, и они некоторое время сидели в тишине. Наконец Малькольм спросил, потому что знал, что должен:

— Он тебя обидел?

— Нет. Не в том смысле, который ты имеешь в виду.

— Прости. — Лампочка в машине погасла, и Малькольм не мог различить лица племянника.

Ровным голосом Томми произнес:

— Я ненавижу это ебаный остров. Если б я мог, я бы стер его с лица земли.

Он рывком открыл дверцу и вышел. Когда Малькольм последовал за ним в дом, Томми уже исчез наверху в своей спальне. А Малькольм остался сидеть один в кухне на несколько часов, зная, что заснуть он никак не сможет.

16

Так что вечер не вполне удался, сделал вывод Малькольм на следующее утро.

К счастью, ему нужно было рано уходить работать с Робертом.

Когда он вышел в семь утра, Томми, разумеется, еще и не думал вставать. Малькольм оставил ему записку о том, что ушел.

Погода была плохой даже по местным меркам. После спокойного дня накануне она поменялась, и, когда Малькольм встал в шесть утра, ветер бился о стены дома, а с ветром пришел и резкий ледяной дождь. Малькольм застегнулся до подбородка, натянул шерстяную шапку и отправился навстречу холоду и сырости.

Тяжелое утро. Они с Робертом потратили часа полтора на то, чтобы перевезти кормовые добавки овцам на выгоне. Они вытаскивали смесь из грузовика и раскладывали ее по кормушкам, а овцы апатично наблюдали за ними сквозь пелену дождя. Разговаривать во время работы было невозможно, вся их энергия уходила на то, чтобы таскать мешки и выдерживать натиск непогоды. Но Малькольм и рад был уйти с головой в физический труд. Можно было не думать ни о чем, кроме того, как болят спина и плечи и как свистит в ушах ветер.

— Теперь что? — спросил он у Роберта, когда они закончили и стояли около грузовика. Дождь кончился, но ветер по-прежнему неистовствовал, и, хотя их частично укрывал грузовик, Малькольму приходилось повышать голос, чтобы его было слышно.

— Все в порядке. Я сегодня справлюсь.