Отцы-святогорцы и святогорские истории

Позже, оставшись один, отец Петр вначале немного помаялся. Попав под влияние некоторых монахов, которые имели безрассудную ревность, он принял участие в сбрасывании знамен в Великой Лавре в знак протеста против тогдашнего греческого короля Георгия II, о котором говорили, что он якобы был масоном. Отец Петр был осужден властями за клевету, и на три года его отправили в ссылку на остров Спиналонга ухаживать за прокаженными. Он раскаялся в своих действиях, о чем сам мне говорил:

— Я поступал как мирянин, отец Паисий, а не как монах. Ссылка сильно мне повредила, так как там я не имел возможности исполнять свои монашеские обязанности.

По пути из ссылки он ехал вместе с одним монахом, который мне потом рассказывал, как отец Петр, находясь в миру, проповедовал покаяние. Он говорил:"Всем нам нужно покаяться, потому что Бог нас накажет и попустит безбожным коммунистам перерезать всех нас".

Бог открыл ему то великое зло, которое ожидало нас по нашим грехам, — гражданскую войну (в период 1944–1948 гг. в Греции шла гражданская война, во время которой повстанцы–коммунисты пытались захватить власть; эта война принесла много страданий как греческому народу, так и Церкви — перев.).

Вернувшись из ссылки на Святую Гору, он не остался у преподобного Нила, так как не находил там покоя из‑за множества посетителей, а перебрался в Катунаки и поселился в одной каливе на краю малого скита святой Анны. Его хибарка была совершенно не видна с дороги, и калитки перед ней не было. Вместо калитки была деревянная жердь, которую все принимали за часть ограды. Жившие вокруг монахи относились к отцу Петру с большим благоговением, потому что он являл собой одно благоговение. Все звали его Петрушей — за его детскую простоту, а также за невысокий рост и худобу. Когда он, разговаривая, склонял свое маленькое светлое лицо, то на самом деле казался ребенком.

Он оставался ребенком по характеру до шестидесяти семи лет, когда и упокоился.

Когда отцы пытались приблизиться к нему, желая получить от него полезный для себя духовный урок, он старался ускользнуть, стеснялся и краснел. Если уж никак не мог уклониться от беседы, то отвечал несколькими словами, но очень точно. Ему было затруднительно общение с людьми, и поэтому он затворялся в своей келлий, постоянно беседуя лишь с Богом в непрестанной молитве.

Когда отцы приходили к нему и стучались в дверь, он не открывал. Если они оставляли у его дверей что‑нибудь на благословение, он оставлял все на том же самом месте. Видя испортившуюся еду, они ему уже ничего не приносили, но относили другим отцам. Монахи, жившие по соседству с ним, говорили отцу Петру:

— Нехорошо ты поступаешь, что ничего не принимаешь на благословение. На что он отвечал:

— Благословенный, слава Богу, у меня всего достаточно. Зачем мне лишать этих благословений других отцов, которые на самом деле имеют нужду?

Благодаря своим великим подвигам старец освободился почти от всех человеческих желаний и жил как Ангел во плоти, а не просто носил ангельский образ. После вечерни он съедал лишь один сухарь, а потом день и ночь молился и совершал поклоны. Даже во сне он повторял Иисусову молитву и, просыпаясь, договаривал оставшуюся часть молитвы. Его тело спало, а душа бодрствовала и молилась. Его молитва стала самодейственной, и он часто говорил мне:"Я слышу ангельские псалмопения — такие умилительные, что от этого сладкого небесного пения не могу устоять на ногах".

Такое блаженное состояние питало его и душевно и телесно, поэтому для поддержания своего существования он ни в чем не нуждался. На то немногое, что ему было нужно, он зарабатывал своим рукоделием: плел четки и собирал на горе Афон лекарственные травы, а в обмен на это получал сухари.

Когда кто‑либо заставлял его принять какое‑нибудь благословение, он находил способ отплатить этому человеку вдвойне — либо травами, либо четками.

Несмотря на то, что он совершенно не заботился о себе и кожа у него приросла к костям, он совершал великие духовные подвиги, и можно было явственно наблюдать, как благодать Божия укрепляет его. Живот у него был впалый. Когда случалось, что у него расстегивался подрясник, можно было пересчитать все его ребра, похожие на прутья корзины.

Я знавал множество подвижников, но отец Петр был каким‑то особенным. На его лице было запечатлено божественное умиление. Духовный улей его души наполнился, и духовный мед переливался через край.

Когда его спрашивали:"Как ты, старче, поживаешь там в своей келлии?" — он отвечал:"Слава Богу, свою келлию, свои дорогие Катунаки я не променяю на все дворцы мира!"

Каждые шесть месяцев он покидал"свои дорогие Катунаки"и отправлялся в различные монастыри Святой Горы, чтобы продать свое рукоделие и купить сухарей на следующие полгода. Вы можете догадаться, была ли его котомка большой и сколько сухарей, которые были обычно его единственной пищей, съедал он за шесть месяцев.