Отцы ваши – где они? Да и пророки, будут ли они вечно жить?

– Конечно же, я о вас знаю! Мы все знали. Вы стали астронавтом! Вам это действительно удалось. Вы сами не понимали, до чего внимательно люди за вами наблюдают, правда же, Кев? Тот маленький колледж, где мы учились, сколько там, пять тысяч человек, и большинство – идиоты, кроме вас и меня? И в итоге вы поступили в МТИ[2], защитили магистерскую по авиационно-космической технике, и во флоте тоже послужили? То есть, вы, блядь, были мой герой, дядя. Все, что собирались сделать, вы делали. Невероятно. Вы были единственным выполненным обещанием за всю эту жизнь. Знаете, как редко выполняются обещания? Выполненное обещание – оно как белый кит, дядя! Но когда стали астронавтом, вы обещание выполнили, здоровенное, блядь, обещание, и у меня возникло чувство, что отныне любое обещание будет выполняться. Что все обещания можно выполнить – и следует выполнять.

– Рад, что ты к этому так относишься.

– А потом они отняли у вас «Шаттл». И я подумал: а, ну вот опять. Поматросили и бросили. Неизбежный крах всего, что казалось прочным. Нарушение всех треклятых обещаний на Земле до последнего. Но какое-то время вы были богом. Вы обещали стать астронавтом – и стали. Просто одно, другое, пятое, десятое, кроме того единственного года, о котором я у вас потом спрошу. Мне кое-что известно про тот год.

– Иисусе. Знаешь, я все время думаю, что сейчас проснусь. То есть, я знаю, это страшный сон, но такой, где никак не проснуться.

– Кев, вы сейчас сами с собой говорите?

– Да ебись ты.

– Кев, я правда не шучу насчет матерщины. Прекратите. Мне не нравится ее от вас слышать. Очень не нравится, и этого я не потерплю. Более того, сделаю все, что в моих силах, чтоб вы больше не матерились.

– Пошел нахуй.

– Кев. Последнее предупреждение. Я честно не шучу. Вы уже должны были понять, что кое-какая решимость во мне имеется. Если намерен что-то сделать, я это делаю, совсем как вы. Я вас сюда привез, у меня здесь электрошокер, и я уверен, что сумею найти здесь вокруг еще какие-нибудь инструменты, которые окажутся неприятны. И то, что я в жизни не делал ничего насильственного, вам отнюдь не поможет. Я стану действовать неряшливо, наделаю ошибок, каких бы не допустил человек опытнее.

– Ты сказал, что вечером меня отпустишь.

– Я вас отпущу, как только смогу. Как только удовлетворюсь.

– Ладно. Поехали.

– Правда?

– Ну. Давай приступим.

– Хорошо. Знаете, я человек нравственный.

– Ну разумеется.

– Так и есть. Я человек принципиальный, как и вы сами.

– Ну да.

– Хорошо. Знаете, вот теперь наконец-то, наконец, я вижу ровно того парня, который закончил МТИ и послужил на флоте, и побывал во всяких академиях, и стал астронавтом. Вот как вы этого добились. Поставили себе цель и достигли ее. И тут всё точно так же. Я вам задал параметры, и вы теперь будете в них работать, выполнять план и переходить к следующей ступени. Вот это в вас мне и нравится. Вы до сих пор мой герой.

– Рад. Давай тогда приступим.

– Но из штанов выпрыгивать не надо. Разворачиваться все должно естественно. Не хочу ничего делать только ради галочки.

– Ну да.

– Ваши ответы должны быть правдивы. От вопросов даже может быть больно. Если я решу, будто вы какой-нибудь ерундой политически уклоняетесь от ответа, вы останетесь здесь, покуда я не получу прямых, возможно, и болезненных ответов, ладно?

– Я понимаю.

– Ладно, хорошо. Значит, мы сейчас несколько минут будем перебирать то-се. Про ваш путь я читал, но мне нужно услышать это от вас самого. Готовы?

– Да.

– Все четыре года в колледже вы играли в бейсбольной команде, и у вас по-прежнему результат 4:0. Верно?

– Да.

– Как вам это, блин, удалось?

– Я никуда не ходил. В колледж я поступил, чтоб выучиться и перейти на следующую ступень.

– Когда вы поняли, какова следующая ступень?

– Перед тем, как пошел в колледж.

– Значит, перед тем, как поступить в колледж, вы уже знали, что будете делать после?

– Конечно.

– В каком это смысле – конечно? Никто так не мыслит.

– Так мыслят многие. У меня не было выбора. В ту секунду, когда я поступил в колледж, меня уже опережали двадцать тысяч других желающих стать астронавтами.

– Как?

– Может, они поступили в колледж получше. Может, входили в тот демографический срез, который плохо представлен в НАСА. Может, у них не было астмы в детстве. Может, у них имелись связи получше.

– У вас правда была астма?

– До двенадцати лет.

– А потом что?

– Потом не стало.

– Не думал, что так бывает.

– Бывает.

– У вас был железно диагноз «астма», с ингалятором и прочим?

– Да.

– А потом ни ингалятора, ни астмы?

– Вообще.

– Видите, вы бог! Просто обожаю.

– Иногда случается. У многих молодых людей симптомы исчезают со сменой диеты или переменой климата.

– И вот опять вы заговорили, как астронавт. Спасибо. «Молодые люди, смена диеты». Астронавт бы так и сказал. Он бы не говорил «пацаны» и он бы сделал то, что и вы – а именно, превратил свою личную историю в что-то эдакое про Молодежь Америки. Обожаю. Хорошо излагаете. Вас как-то особо учили в НАСА связям с общественностью?

– До такого я еще не дошел.