Отвага (сборник)

Рыженков поднял колонну в полевой галоп — до третьей траншеи расстояние было не менее полукилометра. Лошади разгорячились от бега и безошибочного предчувствия горячей боевой работы, начали рвать поводья. Пересветов с напряжением удерживался в седле и думал о том, как бы не захлестнуть поводом шею строптивого халдеевского коня, шедшего третьим справа. Краем глаза увидел, что невдалеке лежали две фигурки — не в защитных, а в синих кавалерийских шароварах…

Рыженков перевел колонну на рысь. Навстречу уже бежали бойцы, разбирали лошадей. Пересветов повернул свою шестерку.

Подскочил потный и пыльный, в распахнутой гимнастерке Халдеев:

— Выбили все же их из траншеи! Убиты Никитин и Евлов. Одной миной накрыло.

— Остальные как?

— Табацкий ранен, но легко. В других взводах, кажись, потери больше.

Бледный Табацкий с бинтом поверх рукава вяло покрикивал:

— Разберись, разберись по отделениям.

Подъехал комэск на рослом рыжем англодончаке.

— Табацкий… Может… в тыл? Как рука?

— Ничего, я со взводом останусь.

— Смотрите. Работы… будет… много…

Комэск, маленький, поджарый, дотемна обгоревший на солнце, говорил негромко, отрывисто — так говорили многие старые кавалеристы.

— Слушайте… немцы… отвели… своих… дальше, в степь. Разведка… засекла… колонну. Мы их возьмем… но там у них… прикрывают минометы. Обойдите… со взводом… слева, этой балкой… атакуйте. Ракету… зеленого огня. А мы… с фронта. Ясно?

— Ясно. Взво-о-од!

Вперед Табацкий выслал Рыженкова с пятью бойцами. Ехали по дну балки мелкой тряской рысью, быстрее не получалось из-за кустов, ям и промоин с отвесными стенками, оставленными весенней талой водой; попадались бочаги с водой, возможно, еще пригодной для питья, по об остановке нечего было и думать. Впереди и справа била немецкая минометная батарея. Рыженков еще на ходу спешился, перебросил повод Ангелюку, а за собой поманил Пересветова:

— Полезли-ка наверх. Проползем по-над балкой, посмотрим, что и как.

Андриан понял, пополз следом. Впереди послышалась немецкая речь. Рыженков, сняв фуражку, приподнял голову над травой и тотчас опустил.

— Картина такая: шесть минометов и фрицев человек двадцать пять — тридцать. Надо атаковать!.. Подскочили мы к ним под бок только потому, что они за стрельбой нас не слышали. Отстрелялись и теперь будут отдыхать, такая у них, понимаешь, механика. По часам всё. А когда весь взвод подойдет — они его услышат, залягут, встретят огнем и положат как пить дать, положат ребят…

Пересветов повернулся к нему и обомлел: голову сержанта на фоне всходившего солнца, казалось, покрывал древний боевой шлем…

Но тут Андриан услышал громкий шепот Рыженкова:

— Тю! Как провалился! Толкаю его, толкаю, а у него глаза аж закатились. Пошли скорей, предупредим наших. Давай, давай!

…Немцы никак не ожидали атаки, да еще конной, с тыла. Кто курил, кто обтирал мины, готовя их к стрельбе, два офицера голова к голове лежали под тентом из плащ-палатки. Минометы стояли на позиции в круглых свежевырытых окопах, блестя на солнце. Дежурный пулемет был обращен стволом на север, и пулеметчик в летнем кителе с закатанными по локоть рукавами дремал, уткнув голову в руки.

Шестеро кавалеристов оказались в ста метрах от батареи. Сто метров идущая карьером строевая кавалерийская лошадь проходит за шесть секунд. Через две секунды пулеметчик очнулся и повернул пулемет навстречу атакующим. Но Ангелюк уже с седла пустил в ход своего «Дегтярева». Немец выпустил пулемет и упал лицом вниз.

Рыженков, опередив остальных на три корпуса на своем резвом ахалтекинце, бросился к офицерам. Он хищно спружинился в седле, литые богатырские плечи округлились, бледно и холодно заиграла узкая полоска стали в его руке, поданной сильно вперед, за голову коня. Первый офицер упал без звука, как мишень на рубочной полосе. Пока Рыженков разворачивал проскочившего коня, второй офицер успел вытащить из кобуры пистолет. Раздался запоздалый крик:

— Козакен! Козакен!

Пересветов на своем коне налетел на молодого немца. Взмахнул клинком, но немец успел подставить ствол винтовки. Клинок звякнул и отскочил в сторону. Пересветов лишь на мгновение растерялся и, не найдя ничего лучшего, ширнул шашкой — не так, как учили, а будто кухонным ножом, и пропорол немцу правое предплечье. Тот закричал и бросил винтовку.

Слева от Пересветова, развернувшись, Халдеев рубил фашистского фельдфебеля.

Сзади по склону балки разворачивался взвод, искорками вспыхивали на солнце клинки. Увидев подкрепление, немцы стали бросать оружие…

Рыженков, задыхаясь, отрапортовал Табацкому:

— Батарея взята. Убито четверо, в том числе один офицер, до двадцати человек взято в плен. Наши потери — один ранен, убита одна лошадь.

ГЛАВА VII

…Солнце палило уже вовсю. Конники ехали, вжимаясь в узкую полосу тени. Дорога вела на юг и вилась вдоль древних курганов. Час назад комэск собрал поредевший почти на треть эскадрон и сказал, что, как ни тяжело идти без пищи, без воды, но надо, надо идти вперед — занять высоту «96». Добровольно, кто хочет?.. Рыженков вызвался первым, а за ним потянулся почти весь взвод.