Отвага Соколов

А сейчас тела их были раздавлены и изуродованы, лица искажены в безмолвном крике, в выкатившихся глазах застыло испуганное выражение, мертвые взгляды их были тусклыми… их погасил белый ядовитый порошок.

Дети. Много детей.

Она посмотрела на Луэркаса, у входа в ущелье отдающего распоряжения отряду солдат-траккатов, выносивших тела. Смерть маленьких Шрамоносцев его не волновала, но разве этот чародей, заставивший ее погубить своими руками собственного ребенка, а потом укравший его тело, может опечалиться из-за гибели других детей? Что значит для него жизнь и смерть невинных существ?

Заметив на себе ее взгляд, он вскочил на лоррага и приблизился к ней:

– Драгоценнейшая матушка! Если подобное зрелище так расстраивает тебя, быть может, ты отъедешь подальше и присоединишься к женщинам и детям в обозе?

– Я не расстроена, – ответила она.

– Твои чувства я уловил еще там. – Он кивнул в сторону растущей груды тел. – Войны без горстки убитых не выиграешь.

Подняв голову, она холодно взглянула на него:

– Зачем эти смерти? Зачем погибли матери и младенцы? Для чего убиты старики, дети?

– Зачем вообще умирают люди? Не стоит ограничивать себя, раз уж ты начала спрашивать. – Луэркас пожал плечами. – Почему ты считаешь, что жизнь маленькой девочки стоит больше, чем жизнь обученного солдата? Почему ты оплакиваешь погибших детей, но не хочешь пролить и слезинки над убитыми мужчинами?

Даня, дочь Галвеев, от рождения приученная видеть в чувстве долга перед Семьей основу своей жизни, не колебалась с ответом:

– Люди, выбравшие путь солдата, должны быть готовы в любой момент расстаться с жизнью.

– Но неужели они любили жизнь меньше? Неужели смерть их не должна оплакиваться, раз жертва их вынуждена обстоятельствами? Неужели солдат, пребывающий в расцвете сил, теряет меньше, чем какое-нибудь несмышленое дитя или ничего вообще не ведающий младенец?

Даня бросила на него яростный взгляд.

– Похоже, ты решил убедить меня прекратить эту войну и вновь отступить в снега Веральных территорий… теперь, когда мы зашли так далеко?

– Вовсе нет. – Луэркас повернулся и пристально посмотрел на солдат, выносивших из ущелья последние тела и бросавших их в костер. – Я всего лишь хотел обратить твое внимание на твое же собственное ханжество. Ты полагаешь, что невежество и невинность делают жизнь более ценной, как будто те, кто должен еще много приобрести, имеют также право меньше терять. Тот факт, что погибшие солдаты вошли в это ущелье, зная, что могут умереть там, не делает заплаченную ими цену меньшей, чем та, которую заплатили дети, не подозревавшие об опасности. Напротив, они утратили больше, и я высоко ценю их мужество.

Луэркас повернулся, чтобы заглянуть в лицо Дане, и, увидев, что та воспринимает его слова всерьез, расхохотался:

– То есть высоко ценил бы его, будь они настоящими людьми. Но наши с тобой Шрамоносцы просто смышленые твари. Впрочем, уже скоро они начнут убивать – таких же людей, как и ты сама. – Чуть отъехав в сторону, он снова повернулся и ухмыльнулся еще раз. – Таких же людей, как и ты, – какой ты была прежде.

Ей захотелось закричать, высыпать на его голову проклятия. Но Даня не сделала этого, поскольку подобная примитивная выходка просто потешила бы Луэркаса. Она удовлетворилась тем, что представила себе, как он корчится у ее ног и просит пощады вместе со всеми, кто был ей должен: родными, не пожелавшими выкупить ее, Сабирами, насиловавшими ее, мучившими, калечившими своими чарами, и карганами, которые повернулись к ней спиной, когда она вновь обрела человеческое обличье… и всеми прочими, кто с той поры задевал ее, глядел на нее искоса, как бы сомневаясь в ее праве именовать себя Ка Икой, Богиней Лета. А теперь к ним добавились еще солдаты, отравившие детей-карганов, которые заботились о ней, даже когда она перестала быть Гаталоррой, владычицей лоррагов.

Она еще услышит их крики и мольбы о прощении. Их просящие, полные раскаяния голоса. Их отчаянные и запоздалые слова сожаления о содеянном. И тогда она увидит кровь тех, кто причинил ей зло. Лишь надежда на будущее отмщение тем, кто погубил ее, поддерживала теперь в Дане желание жить и заставляла ее бороться. Ей было достаточно мысли о будущей мести.

Глава 43

Огромный аэрибль «Утренняя звезда», все более и более отдаваясь во власть ветра, влачился в ночи на двух двигателях, почти лишившихся топлива.

– Нам придется приземлиться, – сказал Эйоуюэль.

Кейт глянула вниз – на освещенную лунным светом неровную прибрежную местность:

– Где мы находимся?

– Это еще не Костан-Сельвира. Было бы гораздо лучше, если бы мы приземлились там. Взяли бы горючее в посольстве Галвеев, может быть, починили бы и двигатели. А потом полетели бы туда, куда тебе нужно. Если мы приземлимся сейчас, нам придется пустить аэрибль на воздух.

– Зачем? – спросила Кейт.

– Чтобы сохранить тайну двигателей. Кейт опустила руку на его плечо: