Отвага

Я подошел к ним. Оплавленный, искореженный, почерневший дюраль, как некая страшная бесформенная скульптура, был укреплен на железобетонном постаменте. На нем же, снизу, в металлической рамке табличка:

«Радиоуправляемая мишень, которую воины нашего подразделения сбили первой ракетой во время учебно-боевого пуска на полигоне на высоте… столько-то метров, при скорости… столько-то километров в час, такого-то числа такого-то года…»

Увидев меня, Кривожихин бросил руку к пилотке:

— Товарищ лейтенант! Солдаты нового пополнения осматривают сбитую мишень. Докладывает помощник командира взвода старший сержант Кривожихин.

— Спасибо. Вольно, товарищи! Ракету, которой была сбита эта мишень, готовил расчет… вот его расчет, старшего сержанта Кривожихина Василия Михайловича. Так что тут немалая его заслуга.

— Ракета — оружие коллективное, товарищ лейтенант, — широко улыбнулся Кривожихин. — Все к этому руку приложили: и разведчики, и стартовики, и наведенцы… Весь коллектив.

По-моему, это была самая длинная речь моего замкомвзвода — с тех пор, как я его знаю.

Капитан Лялько, которому я по уставу обязан был представиться, сидел в канцелярии со своим заместителем. Но я его сразу и не узнал — командир батареи сбрил усы.

— Ладно, — сказал он, когда я доложил. — С благополучным! И, как говорится, до свиданьичка, здравствуй и прощай! Допущен к экзаменам в академию и вот уже делишки сдаю. Скоро уеду. Удивляешься, что я без усов? Надо. Чтоб не очень выделяться. А то там, в столицах, все оглядываться начнут… Ты вот что, Игнатьев: иди оформляй возвращение, мы потом с тобой поговорим, я хочу тут побыстрей закруглиться… Не обижаешься?

— За что?

— Тогда дуй. А мы тут поработаем.

Майора Колодяжного я встретил в коридоре, почти у дверей нашей батарейной канцелярии.

— С приездом, Игнатьев! — сказал он. — Как гулялось?

— Хорошо, товарищ майор.

— Не женился?

— Пока нет… Да ведь и проблем с этим делом много, товарищ майор, — я решил перейти на шутливый тон — чтобы не так бросалось в глаза мое великолепное настроение. — Например: где жене работать?

— А она кто по специальности?

— Допустим… врач.

— Сложновато, конечно, — согласился Колодяжный. — А когда она должна приехать?

— Не скоро, товарищ майор. Годика через два.

— Э! — Замполит дивизиона махнул рукой. — За два года столько воды утечет!.. Вдруг вас переведут куда-нибудь с повышением. Дело вы знаете, молодежь мы стараемся выдвигать.

— А я в другую часть не пойду!

— Это можно только приветствовать. — Колодяжный легонько похлопал меня по плечу: — А в общем-то не волнуйтесь, Александр Иваныч, не будет ваша жена без дела сидеть! А если и посидит немножко? Ну что ж? Неужели из-за этого стоит все ломать? — Он почесал левую бровь. — Что-то я вам еще хотел сказать? Сразу как только увидел… Да, о Бровариче!

— Что случилось?

— Да ничего, не волнуйтесь. Он уже уволен, срок подошел. Но попросил разрешения не уезжать до вашего возвращения. Все, кто уволен, уехали. А он вас ждет — мы разрешили. Знаете, когда он ко мне с этой просьбой пришел, я вам откровенно позавидовал. — Колодяжный улыбнулся: — Но моя зависть белая, не черная.

Вечером, раскладывая вещи, я достал портрет Рины. Нет, не новый — тот самый набросок, который был все время со мной, и повесил на стену над своей койкой.

— Что за краля? — спросил Нагорный, усмехнувшись. — Прекрасная незнакомка семидесятых годов двадцатого века?

Вместо меня ему ответил Моложаев, который уже все знал:

— Это Сашина невеста. А посему без шуточек.

— Ясно, — почему-то нахмурился Нагорный. — Значит, святой лик?

— Вот именно, — подтвердил Моложаев, — святой.

И НЕСКОЛЬКО СЛОВ В ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Рина пишет мне теперь регулярно, хотя и не часто. Иногда, вспоминая старое, называет меня «толстокожим дурачком». Но я не обижаюсь. Наоборот: я беспредельно счастлив.

За час до моего отъезда из Москвы Алексей Петрович привез мне надлежаще оформленную рекомендацию, и я давно уже член партии, причем капитан Батурин, которого снова избрали секретарем партбюро, не обделяет меня партийными поручениями.

Капитан Лялько сдал экзамены в академию, а Виталий Броварич — в высшую школу милиции. Оба иногда пишут мне, Броварич — чаще. Осенью уволилась Кривожихин и Донцов, можно считать, что весь личный состав у нас обновился. Только у Нагорного, пожалуй, никаких перемен.

Борис и Глеб Никишины стали что-то часто расспрашивать меня об училище, которое я закончил.

— Поступать, что ли, хотите?

— Еще окончательно не решили, товарищ лейтенант, — разглаживая усы, сказал Глеб. — Но подумываем, если честно. Время подумать есть — до подачи документов далеко. А вы как — рекомендуете?

— Ну… такие вещи нужно самим решать. Я вот когда-то решил и, как видите, пока ни о чем не жалею.