Отвага

Морозный воздух обжег лицо, забил дыхание. Сергей спрыгнул в снег, захлопнул дверцу. В этом месте снег был глубокий, и, чтобы не набрать его в валенки, пришлось вышагивать по-журавлиному, протаптывая дорожку к передку ЗИЛа.

Николай внимательно следил за ним из кабины.

Не успевший остыть радиатор приятно отдавал теплом. Сергей открыл капот и осветил переносной лампочкой работающий на малых оборотах двигатель. «Чем черт не шутит? Может быть, вовсе и не из-за вкладышей «молотил» движок?»

Сергей махнул Митрохину рукой — мотор взревел, потом глухо заурчал. Здесь был полный порядок. Двигатель ни при чем, и придется снимать поддон картера.

Жарков медленно смотал лоснящийся от масла провод переноски, закрыл капот, посмотрел на часы. Надежный «Маяк» показывал двадцать минут шестого — до рассвета оставалось еще четыре часа. Сергей прислонился к подрагивающему радиатору, посмотрел на усыпанное холодными мерцающими звездами небо. Вчера вечером оно еще было затянуто лохматыми обрывками туч, и это все же сдерживало мороз. Сейчас распогодилось, а значит, и морозца прибавилось. «Механика бы этого сюда!..

За спиной неожиданно громко рявкнул звуковой сигнал. Сергей отскочил в сторону — машина все так же стояла на месте, и только из кабины подавал какие-то знаки Митрохин.

— Идиот! — обругал его Сергей и быстро, стараясь не выстудить тепло, юркнул в кабину.

После пронизывающего до костей ветра здесь было тепло и уютно.

— Ну что там? — спросил Митрохин. Жарков молча снял рукавицы, стащил шапку.

— Дело дрянь, Никола. Движок в порядке, придется поддон снимать. — Он положил руку на баранку, широкой ладонью накрыл черный набалдашник переключателя скоростей. — Давай решать, что делать будем.

— Та-ак, значит… — Митрохин повернулся к Жаркову и вдруг как-то странно, с испугом посмотрел на него. — Значит, вкладыши. Ты не засек по часам, сколько проторчал там?

— Ну-у… — замялся Сергей, — минут пять…

— Вот-вот. А теперь посмотри на свое лицо. — Митрохин вытащил зеркальце. — Полюбуйся!

Щеки и кончик носа были совершенно белыми.

Сергей не торопясь положил зеркальце, начал растирать лицо. «Что говорить, Колыма — не Ташкент, и все же решаться на что-то надо». Когда колкой волной пошло тепло и начало пощипывать кончик носа, он повернулся к Николаю, спросил:

— Так что же все-таки делать будем? Если действительно полетели вкладыши, то коленвал на любом километре заклинить может.

— Слушай, Сережа! А вдруг на базе есть машины? Должны быть. Хоть одна. А мы здесь с тобой будем колупаться. Я считаю, что из этого драндулета надо выжать все возможное, и если он вдруг накроется, то остаток пути идти пешком.

— А если нет? — тихо спросил Сергей.

— Чего? — не понял Митрохин.

— Машины, которая смогла бы заменить этот «драндулет», как ты выразился.

В кабине стало тихо, и только слышно было, как урчит работающий на малых оборотах мотор.

— Так что же делать, Сережа? — Николай повернул к Сергею скуластое, даже зимой усыпанное веснушками лицо.

— Ремонтировать будем.

Жарков включил дальний свет, медленно выжал сцепление, переключил скорость. ЗИЛ мягко тронулся с места, проехал еще метров двести, уперся в сугроб, Николай молчал. И только когда Сергей, объехав сугроб, дал задний ход, сказал безразлично:

— У нас же с тобой ни крошки хлеба…

Борт уперся в снежный нанос, Сергей выключил зажигание, повернулся к Митрохину.

— Ничего, Колька, не отощаем. Там, — он кивнул через плечо, — сейчас гораздо хуже.

IV

— Алло, узел? Дежурная… — Мартынов ожесточенно постучал по рычажкам телефонного аппарата, не глядя на собравшихся в холодном кабинете людей, сказал со злостью: — Да где же ее черти носят?!

Наконец черная эбонитовая трубка издала легкое потрескивание, и монотонный голос телефонистки произнес:

— Дежурная слушает.

Стараясь сдержаться и не сорвать всю раздражительность и дикую усталость, что навалилась за эти сутки, Мартынов глубоко вздохнул, сказал глухо:

— С базой связь есть?

— Это вы, Михаил Михайлович? Извините, не узнала. Нет еще.

— Так какого черта вы там возитесь?!

— На линию утром вышла ремонтная группа, Михаил Михайлович. Страшно тяжелые условия.

— Ладно, извини. Как только будет связь, сразу же дай мне знать. Как вы там, не замерзаете?

— Вроде бы нет. Электрики самодельный «козел» принесли. Греет.

Мартынов положил трубку, подул на озябшие пальцы. В обычно уютном и теплом кабинете сейчас было почти так же холодно, как на улице; оставшаяся в графине вода замерзла, расколов графин надвое. Мартынов посмотрел на совершенно измотанных за прошедшие сутки людей, остановил взгляд на завгаре. Спросил, прикрыв покрасневшие от дыма костров и ветра отяжелевшие веки:

— Сколько времени понадобится Жаркову?

— Не знаю. — Завгар пожал плечами, сказал простуженным басом: — Всяко возможно… Если не застрянут, то часов восемь.

— Когда Жарков выехал из гаража?

Какое-то время в кабинете стояла тишина. Нахохлившись, неподвижно сидел на стуле завгар. Видно было, как он сглотнул слюну, сказал вяло:

— Да уж часов тринадцать…

От этих слов все зашевелились, кто-то крякнул с досады, а главный инженер пробасил возмущенно: