Отважная лягушка (СИ)

Солнце перевалило за полдень, а фургон артистов по-прежнему катил вперёд. Не в силах более бороться с наваливавшимся сном, путешественница уже собиралась поднять Риату, чтобы самой занять её место, когда повозка урбы вдруг свернула на какую-то неприметную малоезжую дорогу.

От тряски невольница проснулась, и стоя на четвереньках, выглянула из дверки.

— Куда это мы едем, госпожа?

— Откуда я знаю? — крепко вцепившись в скамейку, чтобы не упасть, зло огрызнулась хозяйка.

Фургон дребезжал и подпрыгивал на каменистой почве, покрытой жёсткой, порыжевшей травой. Животные, недовольно фыркая и хрипя, налегали на постромки. Матерчатые стенки повозки артистов ходили ходуном, слышались недовольные голоса и плач.

Но скоро выяснилось, что Анний Мар Прест знал, куда ехать. Перевалив через холм, караван остановился у небольшого озера, из которого вытекал узкий, но бурный ручеёк.

Спрыгнув с повозки, Ника с удовольствием потянулась, улыбаясь выглянувшему из-за облака солнышку, да так и застыла, словно вбитый в доску гвоздь.

Крайон Герс и Крина помогали спуститься на землю бледному, почти зелёному Хезину. Приния торопливо расстилала под повозкой тощий матрасик, и мальчик, опустившись на него, в изнеможении прикрыл глаза. Мать с посеревшим, осунувшимся лицом и красными глазами, укрыв сына одеялом, пошла к озеру, прихватив кувшин с треснувшим горлышком.

— Менран, — тихонько проговорила Приния, заглядывая в фургон. — Выходи, зайчик мой, не бойся. Тебя никто не обидит. Здесь чужих нет, все свои.

Из-за полога, прикрывавшего вход, появилось бледное, испуганное лицо мальчика. Робко оглядевшись вокруг, словно маленький, затравленный зверёк, он протянул к матери тонкие, трясущиеся ручки. Та осторожно приняла сына в свои объятия, и тот повис у неё на шее, мелко дрожа худеньким тельцем. Качая его словно младенца, женщина пошла к озеру, не обращая никакого внимания на застывшую столбом девушку. А та бездумно смотрела им вслед, боясь даже пытаться осмыслить увиденное.

Приния бережно поставила сына на траву и стала осторожно стаскивать грязный, разорванный во многих местах хитончик. При виде синяков на узенькой, по-детски трогательной спине, девушка бросилась за повозку, с трудом удерживая рвущийся из горла крик.

Спрятавшись от всех, она зарыдала, изо всех сил зажимая рот ладонями. Ослабевшие ноги подломились, путешественница рухнула на траву возле колеса, сворачиваясь клубочком и машинально прикрывая лицо накидкой, словно прячась под одеяло, как в детстве. Буквально физически ощущая муки стыда, Ника проклинала себя за жадность, глупость и неуёмное любопытство. Возможно, не подслушай она разговор охранников Сфина Бетула, не загляни за забор, став свидетельницей отвратительного зрелища, ей сейчас было бы легче? Все-таки одно дело чьи-то слова и даже свои логические выводы, и совсем другое — когда видишь это собственными глазами.

Именно поэтому девушку прямо-таки корёжило, когда в голове вновь и вновь звучал пугающий вопрос, на который не хотелось отвечать даже мысленно: "Что же эти сволочи сделали с ребёнком?"

— Госпожа, — робко проговорила Риата, присаживаясь рядом. — Госпожа…

— Уйди! — угрожающе прорычала та, сквозь душившие её рыдания. — Это же дети! Как они могли?! Сволочи, сволочи!!! Резать, жечь… Ненавижу! А я… Я тоже сука! Пожалела…

— Тише, во имя всех богов! — забыв о почтительности, побледневшая, как полотно, рабыня заткнула ей рот шершавой, твёрдой ладонью. — Умоляю, пожалейте себя, молчите! Вы уже всё равно ничего не сможете изменить. Время назад не повернёшь, это даже богам не под силу.

На миг глаза Ники застлало багровой пеленой бешенства, но вдруг она как-то резко обмякла и, тихо завыв сквозь стиснутые зубы, уткнулась ей в плечо. Успевшей многое пережить за эти полтора года Нике очень часто приходилось ругать себя за глупость, но то, что она совершила на этот раз, выглядело гораздо хуже — подлостью!

— Откуда же вы, госпожа, могли знать, что так случится? — торопливо шептала невольница, испуганно оглядываясь по сторонам. — Вы же и так денег дали, не жадничали… А мальчишкам… видно, так на роду написано. Не плачьте, на всех несчастных ваших слёз и доброты всё равно не хватит.

Но, видя, что хозяйка по-прежнему пребывает в прострации, наклонившись к уху, зашептала:

— Ой, госпожа, они возвращаются. Ну же, придите в себя, госпожа! Если узнают, из-за чего вы тут рыдаете, сгоряча и убить могут… И меня с вами заодно.

Понимая справедливость её слов, девушка отстранилась, прохрипев:

— Ты права, убьют. Я бы, наверное, убила… Спасибо, Риата.

Ухватившись за колесо, путешественница с трудом поднялась на ноги.

— Что с вами, госпожа Юлиса? — тусклым, бесцветным голосом спросил старший урбы, когда та вытирала умытое в ручье лицо.

— Перед глазами что-то потемнело, господин Гу Менсин, — ответила Ника, бросив быстрый взгляд на серое, измождённое лицо старого артиста. — Я ночью почти не спала. По виноградникам шатались какие-то люди… И вы не знаете, кто так страшно кричал в усадьбе?