Отважная лягушка (СИ)

Поначалу Ника слушала внимательно, но скоро убедилась, что со времени бегства Лация Юлиса Агилиса за океан правила приличия, коих ей придётся придерживаться в радланском обществе, не претерпели сколько-нибудь существенных изменений, и ей стало скучно. Продолжая кивать, поддакивать и даже время от времени вставлять короткие реплики, девушка погрузилась в свои мысли, фоном для которых стало скрипучее бормотание старушки.

Чем дальше носильщики удалялись от дома, тем оживлённее становились улицы. За пределами сонного квартала знати текла бурная, суетливая жизнь большого города.

Пользуясь щелью меж неплотно задёрнутых занавесок, Ника с интересом разглядывала спешивших по своим делам мужчин и женщин, то кутавшихся в жалкие лохмотья, то одетых в приличную, хотя часто застиранную одежду. Мелькали ошейники и таблички рабов, чаще всего сопровождавших своих хозяев, но иногда куда-то спешивших в одиночку с деловым и озабоченным видом.

Шагавшие впереди паланкина коскиды время от времени громкими криками требовали освободить дорогу почтенной матери регистора Трениума.

— … скромность в облике, поступках и желаниях — главное достоинство девушки, — продолжала наставлять собеседница и вдруг рассердилась. — Да ты же совсем меня не слушаешь, Ника!

— Слушаю, госпожа Септиса! — возразила та. — Умение обуздать недостойные порывы, умеренность во всех проявлениях радостей жизни — есть первейшая добродетель. Отец мне не раз это говорил.

— Ну хоть чему-то путному он сумел тебя научить, — проворчала бабуся, недоверчиво буравя внучку выцветшими глазками, и продолжила с прежним накалом. — А по сему не к лицу благонравной девице чрезмерно украшать себя кричащими красками и дорогими драгоценностями.

«На себя посмотри, — с лёгкой иронией подумала Ника. — Лицо в пудре, брови нарисованы, губы намазаны, в парике две золотые шпильки с висюльками, а учит скромности. В таком-то возрасте!»

Однако лицо её при этом по-прежнему выражало только почтительное внимание. А вот Гэая, наоборот, демонстративно отвернувшись, глазела на улицу, отодвинув край занавески. Видимо, бабушкины нотации успели ей изрядно надоесть.

Внезапно младшая внучка воскликнула:

— Орлиная дорога, госпожа Ника! Посмотрите!

— Где? — встрепенулась её двоюродная сестра, услышав название главной улицы Радла и радуясь возможности отделаться от проповедей Торины Септисы.

«Не думала, что она окажется такой занудой», — хмыкнула про себя девушка, выглядывая из паланкина.

Центральный проспект её, мягко говоря, не впечатлил. Ни своей шириной, вряд ли превышавшей тридцать метров, ни окружающими зданиями, большинство из которых были представлены местными высотками.

Окна верхних этажей темнели сберегавшими тепло закрытыми ставнями, а на первых и вторых — их дополнительно украшали крепкие решётки.

Расположенные внизу лавки и трактиры уже зазывали посетителей гостеприимно распахнутыми дверями.

Видимо, из-за особого статуса улицы здесь в изобилии наличествовали вооружённые стражники. Группами по двое-трое они неторопливо прогуливались по «тротуарам», призывая к порядку одним своим присутствием. Вначале Ника приняла их за легионеров, но присмотревшись, обратила внимание на маленькие круглые щиты вместо больших прямоугольных, на толстые короткие копья вместо лёгких дротиков. Да и доспехи у них выглядели не так солидно, как у солдат императорской армии.

В толпе мелькали бродячие торговцы, наперебой предлагая горожанам и гостям столицы пироги, лепёшки, колбасу, пряники, прочую еду, а так же всякую мелочь вроде лент, гребешков и поясов.

Обгоняя носилки Септисов, мимо проследовал красивый паланкин, влекомый чернокожими рабами в меховых шапках, похожих на лохматые папахи и странного вида зелёных хламидах, расшитых огненными узорами.

Со слов Наставника попаданка знала, что в этом мире есть свои негры. Но вот встречать их раньше как-то не приходилось. Видимо, заметив её интерес, Гэая спросила с превосходством коренного столичного жителя перед дремучим провинциалом:

— Никогда раньше не видели укров, госпожа Юлиса?

— Не доводилось, — покачала головой та. — Но отец рассказывал про людей с чёрной кожей, которые живут где-то на юге.

— Они очень сильные, выносливые и дорогие, — продолжила просвещать двоюродную сестру дочка регистора Трениума. — За одного укра или банарца можно купить трёх или четырёх рабов из Либрии, Каены, с Даросских островов.

Занавеска на обгонявших носилках раздвинулась, открыв их взору молодого человека, закутанного в плащ из чёрного меха с серебристым отливом. На вытянутом лице с мелкими чертами застыло выражение скуки, подкрашенные губы кривила презрительная полуулыбка, а в ухе покачивалась серьга в виде жемчужины величиной с фундук.

Поймав взгляд Ники, он равнодушно зевнул и отвернулся.

— Кто это? — спросила девушка.

— Понятия не имею, — небрежно пожала худенькими плечами Гэая. — Это у каких-нибудь дикарей в деревне все друг друга знают, а Радл — город большой. Отец говорил, что здесь живут восемь сотен тысяч человек!

— Много, — уважительно хмыкнула собеседница.