— Кто-то сможет это подтвердить? — заметно робея, проблеял Саск, слегка втянув голову в плечи и явно разрываясь между служебным долгом и почтением к начальству.
— Я! — гордо заявил Итур Септис Даум.
— Тогда, конечно, господин Септис, — заискивающе улыбнулся квестор, пододвигая одну из лежащих на столе стопок папирусных листов, сшитых на манер толстой амбарной книги. — Сейчас, сейчас.
Быстро отыскав нужную страницу, он потянулся за торчавшим в чернильнице пером.
— С вас двадцать риалов, госпожа Юлиса.
За время своего путешествия Ника уже успела усвоить нехитрую истину, состоящую в том, что в этом мире за всё принято торговаться, поэтому усмехнувшись:
— А почему так дорого? — стала отвязывать от пояса кошелёк.
В очереди кто-то нервно захихикал.
Квестор недовольно зыркнул на дерзкую посетительницу, но вспомнив, кому и кем она приходится, снизошёл до объяснения:
— По закону отпускную грамоту следует писать на лучшей телячьей коже. Отсюда и цена, которую назначает сам регистор.
При этих словах он указал глазами на сурово молчавшего начальника. Мигом прикусив язык, девушка безропотно выложила на стойку двадцать серебряных монет.
— Как будут звать отпущенницу? — деловито поинтересовался Саск, сгребая деньги.
Ника уже знала, по местным традициям имя получавшего свободу раба, как правило, остаётся прежним, если, конечно, оно звучит достаточно благозвучно, а вот то, что на родине попаданки называют «фамилией», присваивают по имени бывшего хозяина. Вот только такое ответственное решение о судьбе невольника принимает исключительно глава семьи, то есть мужчина. Поэтому девушка решила не дивить лишний раз жителей Радла и отчеканила:
— Риата Лация Фида!
— Верная? — на всякий случай уточнил квестор.
Посетительница утвердительно кивнула, а регистор Трениума одобрительно пробормотал:
— Похвально, госпожа Юлиса, что вы не забываете своего отца.
Чиновник обернулся к молодому коллеге, сидевшему за столом в глубине комнаты.
— Слышали, господин Сатрий?
— Да, господин Саск, — отозвался тот, вытаскивая из-под вороха папирусных листков кусочек пергамента размером с почтовую открытку.
— Кто будет свидетелями? — спросил квестор у Ники.
— Они! — ответил вместо племянницы дядя и указал на скромно стоявших за спиной мужчин.
Первым делом чиновник выяснил: являются ли они свободными гражданами и к какой городской общине приписаны? Затем поинтересовался: не давали ли они клятву коскидов кому-нибудь из ближайших родственников госпожи Юлисы? И только получив отрицательный ответ, стал заносить их имена в свой талмуд.
В это время Сатрий, закончив писать, присыпал чернила мелким песочком.
Занеся в книгу все положенные данные, квестор громогласно объявил:
— Риата Лация Фида!
Бывшая рабыня робко приблизилась к стойке.
— Я здесь, господин.
— Сними знак рабства и подай мне.
Захлопав ресницами, женщина с недоумением посмотрела на хозяйку.
— Табличку давай! — досадливо морщась, подсказал регистор Трениума.
— Ой, простите, господа, — поставив на пол корзину, Риата торопливо сняла с шеи шнурок, на котором болталась металлическая пластинка.
Передав её чиновнику, бывшая рабыня получила взамен кусочек пергамента. Прочитав текст, выведенный на нём аккуратным каллиграфическим почерком, она низко поклонилась.
— Да хранят вас все боги, добрая госпожа Юлиса. Пусть небожители не оставят вас своей щедростью и благодатью, господин Септис.
Отступив на шаг, отпущенница Лация, достав из корзины накидку, с каким-то особенным благоговением прикрыла ей свою голову.
Бросив беглый взгляд на табличку, квестор передал её своему помощнику. Присев на корточки, тот достал из-под стола маленькую наковаленку, зубило и молоток. Двумя резкими отработанными ударами Сатрий почти перерубил бронзовую пластинку напополам, после чего, согнув, бросил в стоявший в углу широкогорлый кувшин.
— Вот теперь вы можете считать, что выполнили свою клятву, госпожа Юлиса, — улыбнувшись, регистор Трениума жестом предложил ей отойти от стойки и позволить терпеливо дожидавшимся клиентам наконец-то пообщаться с квестором Саском.
— Благодарю вас, господин Септис, — поклонилась девушка. — Вы даже не представляете, какую тяжесть сняли с моей души.
— Надеюсь, в следующий раз вы хорошенько подумаете, прежде чем, давая обещания, брать в свидетелей небожителей, — наставительно проговорил дядя.
— Можете не сомневаться, — заверила племянница. — Этот урок я усвоила хорошо.
— Тогда отправляйтесь домой, госпожа Ника, — деловито распорядился собеседник. — И передайте госпоже Пласде Септисе, что я обедать не буду. А к ужину пусть приготовят улиток в козьем молоке. У меня будет важный гость.
— Всё передам, господин Септис.
— Господин Минуц! — окликнул покровитель болтавшегося рядом коскида. — Проводите госпожу Юлису.
Покинув базилику, девушка попросила провожатого остановиться и обернулась к шагавшей позади Риате.