Отважная лягушка

— Ступай, — махнула рукой хозяйка дома, ломая хрупкую восковую печать и быстро пробегая глазами по строчкам.

— Нас с госпожой Юлисой опять в гости приглашают, — с сожалением вздохнув, она скомандовала. — Эй, Трита, принеси чернила и листок побелее. Торговцы просто обнаглели: так и норовят подсунуть жёлтый папирус… Надо ответить. Извинюсь и объясню, почему мы не сможем её навестить. А жаль, господин Тивас — человек очень влиятельный и мог бы быть полезен.

Она выразительно посмотрела на Торину Септису Ульду, явно намекая на то, что считает решение её сына отправить племянницу за город большой ошибкой. Однако, свекровь новый вызов не приняла, то ли действительно не уловив скрытого подтекста в словах невестки, то ли просто их игнорируя. Неторопливо поднявшись с сиденья без спинки, она заявила с изрядной порцией яда в голосе:

— Тогда не стану вам мешать.

А Нику уже всерьёз захватила новая идея. Ей ужасно захотелось посмотреть на бывшую усадьбу Госпула Юлиса Лура. Если не останется другого выхода, кроме срочного бегства, можно будет попытаться пробраться в тайное подземелье родового гнезда младших лотийских Юлисов и проверить, врал ли Наставник, рассказывая про припрятанные там денежки? Если жить достаточно скромно, десяти тысяч империалов хватит надолго.

К сожалению, дядюшка на её просьбу пока ничего определённого так и не ответил. Вечером девушке поговорить с ним не удалось, поскольку регистор Трениума вернулся домой очень поздно и в изрядном подпитии.

Из долетавших обрывков разговора, которые она подслушала, притаившись возле приоткрытой двери своей комнаты, Ника поняла, что хозяин дома изволил ужинать у сенатора Касса Юлиса Митрора. Видимо, обсуждали результаты сегодняшнего заседания Сената и те опасности, которые таит в себе отсрочка принятия решения по прошению Итура Септиса Даума о возвращении поместья покойного господина Госпула Юлиса Лура законной наследнице.

С огорчением понимая, что разговаривать с родственником в данный момент о чём-либо совершенно бесполезно, девушка вернулась в постель.

Но утром она всё же подстерегла дядюшку после принятия ванны и предельно вежливо напомнила о своей просьбе — хотя бы издалека посмотреть на дом предков.

— Насмотритесь ещё, госпожа Юлиса, — раздражённо отмахнулся тот. — Двадцать лет ждали, а уж два месяца как-нибудь переживёте. Лучше прикажите своей служанке вещи собирать. Вы завтра уезжаете ещё до восхода солнца.

— Простите, господин Септис, — стушевалась Ника, по мрачному виду и суровому тону собеседника сообразив, что с подобной просьбой больше приставать не стоит, дабы не вызвать ещё больший гнев у хозяина дома.

Поскольку поездки по гостям отменили, в город тоже не пускают, она взяла один из недавно приобретённых трактатов Комения Альтирского, и примостившись на скамеечке, углубилась в безудержный поток сознания, извергнутый на папирус знаменитым радланским мудрецом.

А получившая соответствующие указания Риата Лация с преувеличенным усердием принялась изображать хлопоты по сбору своей покровительницы в дальнюю дорогу. На самом деле большую часть вещей она уложила в сундук ещё вчера вечером, а сегодня просто делала вид, будто послушно исполняет приказ регистора Трениума. Решив проявить дополнительную инициативу, она, прихватив кое-что из нижнего белья и испросив разрешения у Пласды Септисы Денсы, отправилась в прачечную.

Бабуся отнеслась к философическому чтиву внучки крайне неодобрительно, и той пришлось, отложив свиток, долго выслушивать воспоминания Торины Септисы Ульды о муже, детях и о том, насколько правильно раньше жили люди.

Наконец, утомившись от болтовни, старушка отправилась отдыхать. Оставшись в одиночестве Ника попыталась вновь взяться за "Диалоги о законах и общественной пользе", но челюсти начали сами собой растягиваться в сладкой зевоте, и подумав, внучка решила последовать примеру бабушки.

— Госпожа! — беспардонно ворвался в её сон тревожный голос отпущенницы. — Проснитесь, госпожа!

Резко распахнув глаза, девушка невольно отпрянула, увидев совсем рядом озабоченное лицо Риаты Лации.

— Ты чего?

— Письмо вам, госпожа! — возбуждённо сверкая глазами, выдохнула служанка. — То есть записка.

— От кого? — встрепенулась покровительница, садясь и спуская ноги с кровати.

— От господина Валия! — радостно выпалила собеседница.

— Да ты что! — охнула Ника, принимая из её рук туго свёрнутую полоску папируса. — Он сам тебе её передал?

— Нет, госпожа, — опасливо косясь на полуприкрытую дверь, покачала головой отпущенница. — Финар — носильщик наш. Поймал меня у ванны, они как раз туда воду таскали, и говорит: "Твоей госпоже мол просили передать…" Я ему: "Кто?" Он отвечает: "Господин Ин Валий. Финар". Сказал, что ещё вчера хотел отдать, да случая не представилось. Говорит, что будет ждать ответа.

— Постой у двери, — скомандовала девушка, осторожно разворачивая плотный свиток.

Первые несколько секунд написанные бисерным почерком буквы нервно прыгали перед глазами, упрямо отказываясь складываться в слова.

Она несколько раз моргнула, пытаясь сосредоточиться.