Отважная лягушка

— Что такое? — вскинула чёрные брови императрица, но тут же вспомнила. — Ах да. С этим мальчишкой забудешь обо всём на свете. А бок меня опять беспокоит.

Сочувственно кивая головой, врачеватель с поклоном протянул поднос.

— Ну почему у всех твоих снадобий такой отвратительный вкус? — морщась, проворчала государыня, возвращая стакан на место.

— Наверное, потому, ваше величество, что всё по-настоящему полезное редко доставляет человеку удовольствие, — попытался сострить придворный.

— Ах, оставьте эти глупые выдумки либрийских философов, господин Акций! — не приняла его шутливого тона собеседница.

Лицо её вдруг как-то сразу осунулось и постарело, чётче обозначились в уголках глаз предательские морщинки, спина ссутулилась, а из груди вырвался горестный вздох.

Лекарь видел, что его царственная пациентка чем-то очень сильно расстроена, но не решился расспрашивать, терпеливо дожидаясь, когда та заговорит сама.

— Я уже и не знаю, правильно ли поступила, послушавшись вашего совета, господин Акций, — совершенно неожиданно для него заявила государыня.

— А что случилось, ваше величество? — моментально насторожился царедворец, лихорадочно соображая, о каком из его советов вообще идёт речь.

— Разве не вы предложили дать Вилиту самому выбрать себе невесту? — очень нехорошо сощурившись, законная супруга Константа Великого зло глянула на врачевателя, мельком успевшего подумать: "Вообще-то я говорил не совсем так".

Однако понимая, что возражать женщине, а тем более императрице, совершенно бесполезно и отнюдь не безопасно, он почтительно поклонился.

— Мои слова и действия всегда продиктованы исключительно заботой о вашем здоровье.

Возмущённо фыркнув, собеседница с шумом вздохнула, явно намереваясь ответить нечто весьма нелицеприятное на утверждение врачевателя, но тот, торопливо и беззастенчиво опередив её, продолжил:

— Ещё величайшие мудрецы древности заметили, что некоторые недуги могут возникать от сильных огорчений, а мир в семье благотворно влияет на самочувствие супругов.

— Да какая семья, глупец!? — рявкнула Докэста Тарквина Домнита. — Ты вообще думаешь, о чём говоришь?!

— Прежде всего о ваших взаимоотношениях с государем, ваше величество, — нимало не смущаясь, заявил царедворец. — Его величество не просто посетил Цветочный дворец, но и поинтересовался вашим мнением по очень важному не только для императорской семьи, но и для всего государства, вопросу.

— Это так, — кивком подтвердила женщина, продолжая с нарастающим вниманием слушать своего любовника.

— Его высочество Вилит, как и все ваши дети, очень любит свою мать, — с облегчением соображая, что опасность гнева или опалы со стороны своей царственной пациентки отступила, продолжил лекарь. — Но он молод, горяч и, уж простите за прямоту, ваше величество, порой очень упрям. Несмотря на все свои несомненные таланты, принц, как любой юноша, способен на порывистые, не всегда обдуманные поступки. Как вы помните, я искренне переживал, что если ему в силу отсутствия жизненного опыта и приходящей с годами мудрости вдруг не понравится та девушка, которую вы посчитаете достойной, то он может попробовать обратиться к своему державному родителю. Тогда ваши отношения с государем вновь ухудшаться. Подобные неприятности способны отразиться на вашем здоровье, а заботиться о нём — мой первейший долг.

— Я не сомневаюсь в чистоте и благородстве ваших намерений, господин Акций, — откидываясь на спинку скамейки, Докэста Тарквина Домнита, зябко передёрнув плечами, обратилась к застывшей у колонны Пульчите:

— Принеси шаль.

— Какую, ваше величество, — с поклоном спросила рабыня.

— Синюю с красными цветами, — после секундного размышления определилась императрица.

И, словно специально выждав, когда невольница отойдёт шагов на двадцать, раздражённо прошипела:

— Вот только мой драгоценный сын этого не оценил! Его, видите ли, не устраивает ни одна из предложенных мною девушек! Пять юных, прекрасных радланок из древних аристократических родов, способных составить блестящую партию самым знатным и привередливым женихам Империи! А ему… Одна слишком худая, другая толстая, третья так глупа, что с ней совершенно не о чем говорить! Как будто с женой обязательно надо разговаривать!

Раскрасневшись, женщина говорила всё громче.

— С четвёртой нельзя появиться даже на ипподроме, потому что тогда зрители будут смотреть не на гонки колесниц, а на её уродливую рожу! Речь идёт о матери его детей, будущих наследниках великого рода Тарквинов, а этот глупый мальчишка только посмеивается! Он же не способен ни к чему относиться серьёзно!

— Молодость, ваше величество, — снисходительно покачал головой врачеватель. — Это проходит и, к сожалению, очень быстро.

— Небось, с отцом бы так разговаривать не стал! — видимо, пропустив последние слова собеседника мимо ушей, проворчала государыня, потихоньку успокаиваясь. — А над матерью можно и посмеяться.

— Это потому, что принц любит вас, ваше величество, — охранитель здоровья попытался утешить свою царственную пациентку. — А, значит, доверяет и прислушивается.

Но та внезапно зло рявкнула: