Отважная охотница

В арсенальном зале имелось много оружия. Мы сами выбрали себе по рапире. Одна из лежавших здесь рапир была без наконечника и достаточно остра, чтобы в руках раздраженного человека представлять собою опасное оружие. Я заметил, что мой противник взял именно эту рапиру.

— Ваша рапира не в порядке, — сказал я ему. — У нее нет наконечника.

— Ах, простите! — ответил он по-французски. — Я не заметил.

— Странный недосмотр, — с многозначительным взглядом шепнул Клейли.

Француз отбросил рапиру и взял другую.

— Не угодно ли вам выбрать, сэр? — спросил я.

— Нет, благодарю. Эта вполне хороша.

В это время к нам подошли все бывшие в зале. Добровольцы, затаив дыхание, ждали схватки. Мы стояли лицом к лицу и были похожи не на любителей, задумавших посостязаться в фехтовальном искусстве, а на двух врагов, сошедшихся на смертный бой. Противник мой был опытным фехтовальщиком: это выяснилось, как только он принял исходную позицию. Что касается меня, то в студенческие годы фехтование было моим коньком. На протяжении нескольких лет я не знал себе соперников в этом искусстве. Но с тех пор прошло много времени, и я успел потерять технические навыки.

Мы начали схватку очень неуверенно. Оба были возбуждены, и первые удары наносились и отражались не слишком ловко. Но вскоре обоих нас охватил гнев, и искры посыпались от клинков. В течение нескольких минут исход был сомнителен, но я с каждой секундой становился все спокойнее, а мой противник все больше раздражался при каждом моем удачном выпаде. Наконец мне удалось коснуться его щеки. Громкие крики приветствовали мою удачу, и я расслышал голос Линкольна:

— Хорошо, капитан! Да здравствуют горцы!

Француз окончательно вышел из себя и стал драться еще отчаяннее прежнего, так что мне было нетрудно повторить свой выпад. На этот раз удар был неплохой, а после еще нескольких выпадов я попал в противника в третий раз, причем оцарапал его до крови. Зрители кричали от восторга. Француз не скрывал бешенства. Схватив рапиру обеими руками, он с бранью сломал ее о колено, а затем, пробормотав что-то невнятное насчет «другого случая» и «более серьезного оружия», смешался с толпой и выскользнул из залы.

Через два часа после этого я стал капитаном. Клейли был избран старшим лейтенантом. Спустя неделю вся рота была официально принята в состав армии Соединенных Штатов, как особый отряд «вольных стрелков». Тогда же нам выдали вооружение и обмундирование. 26 января 1847 года корабль понес нас по синим водам к берегам Мексики.

Глава IV На острове Лобос

Нам было приказано плыть на остров Лобос (в ста километрах от Веракрус) с заходом в Брасос — Сант-Яго. Вскоре мы уже были на месте. Здесь мы должны были устроить учебный лагерь. На остров одновременно высадились другие отряды; солдаты были немедленно посланы на рубку леса, и через несколько часов зеленая чаща исчезла с лица земли, а на ее месте появились белые пирамиды палаток под развевающимися флагами. На восходе солнца Лобос представлял собой остров, густо заросший изумрудно-зеленым тропическим лесом. Как изменился он в один-единственный день! Когда взошла луна, лучи ее осветили не зеленый остров, а целый военный городок, как бы вынырнувший из моря. А в море стоял на якоре военный флот…

Через несколько дней на необитаемый до того островок высадились шесть полков, и военный шум заглушил на нем все звуки.

Все эти полки состояли из совершенно необученных новобранцев, и мне, наравне с прочими офицерами, пришлось прежде всего «обтесать» своих людей. Бесконечная муштра шла с утра до ночи, и тотчас же после ранней вечерней поверки я с радостью забирался в палатку и ложился спать, насколько можно спать среди бесчисленных скорпионов, ящериц и крабов. Казалось, что на этом маленьком острове назначили друг другу свидание все пресмыкающиеся земного шара.

22 февраля, в день рождения Вашингтона, мне не удалось лечь спать рано: неудобно было отказаться от приглашения майора Твинга, переданного мне Клейли. Как выражался мой лейтенант, в палатке майора нам предстояла «недурная ночка».

После вечерней зари мы с Клейли отправились в палатку Твинга, которая была разбита в самом центре островка, в роще каучуковых деревьев. Мы нашли ее без труда: из нее далеко разносился звон бокалов, шум голосов и отчаянный хохот.

Подойдя поближе, мы увидели, что палатка была расширена: передние полотнища вытянуты вперед и накрыты сверху еще одним полотном, державшимся на дополнительном шесте. Несколько нестроганых досок, стащенных с кораблей и уложенных на пустые бочки, изображали собою стол. На этом столе стояло множество всевозможных бутылок, стаканов и бокалов. Между ними стояли банки с консервами, лежали стопки морских сухарей и куски сыра. Кругом валялись пробки и куски фольги, а под столом виднелась целая груда темных предметов конической формы: здесь легло костьми немало бутылок шампанского.