Отважная охотница

Очнувшись, я сразу вспомнил, что нахожусь в каньоне, а звезды и тьма указывали, что ночь еще не прошла. Я почувствовал на своем лице горячее дыхание, и мне показалось, что надо мной кто-то стоит. Повернув голову, я увидел два устремленных на меня блестящих глаза. Мой мозг был еще затуманен, и я не сразу понял, что на меня смотрит мой араб. Трудно сказать, как долго я пролежал без сознания. Я не имел никакого понятия о времени и с того места, где лежал, не мог определить его по звездам, но полагал, что прошло, вероятно, несколько часов с тех пор, как я упал в обморок, после которого, по-видимому, заснул. По счастью, меня согревал плащ из шкуры бизона, который я поднял около убитых. Если бы не эта предосторожность, я, наверное, погиб бы от ночного холода, ибо был обнажен до пояса и потерял много крови. Последнее обстоятельство и было причиной моего обморока. Сон, а может быть, время несколько восстановили мои силы. Несмотря на ощущение чрезвычайной слабости, мне все-таки удалось встать, но я шатался, как впервые ступивший на землю ягненок. Голова моя прояснилась. Я вспомнил все, что произошло, и понял, что оставаться здесь опасно.

Мне удалось сесть в седло и удержаться в нем. Я сознавал, что, прежде чем наступит рассвет, мне необходимо ускакать как можно дальше. Теперь продвигаться вверх по ущелью было значительно легче, чем раньше, так как стало гораздо светлее — по-видимому, взошла луна. Видеть ее мне мешали утесы, но узкая полоса неба посветлела.

Я придерживал коня. Несмотря на слабость, у меня все же хватило бы сил ехать быстрее, но я понимал, что мне следует соблюдать крайнюю осторожность. Как ни странно, я теперь не столько оглядывался назад, сколько вглядывался вперед. Ведь не исключалась возможность, что мои преследователи уже проехали дальше. Они легко могли миновать это место, не заметив меня. Когда я пытался сесть на коня, перед тем как упасть в обморок, я отвел его несколько в сторону, за кусты, скрывавшие меня от всякого, кто проехал бы по прибрежной тропе. Днем преследователи, конечно, заметили бы меня, ночью же темнота помогла мне укрыться.

Все действительно произошло так, как я думал. Предположение, что краснокожие проехали мимо, оказалось справедливым, и, если бы не моя осторожность, я столкнулся бы с ними лицом к лицу.

Я проехал уже милю, как вдруг мой конь поднял голову, и в ту же минуту остановился как вкопанный, не ожидая, чтобы я натянул поводья. Немного выше по течению реки послышались гортанные голоса. Впереди меня были индейцы! В какую сторону они ехали? Голоса становились громче — следовательно, индейцы приближались. У меня мелькнула мысль спрятаться за деревьями, но они показались мне недостаточно высокими — это были, скорее, большие кусты, и за ними мог скрыться только человек, но не лошадь. Несколько секунд я колебался, не зная, как поступить, а потом решил возвратиться на только что покинутое мною место, но не успел еще повернуть своего коня, как заметил темную расселину, оказавшуюся входом в боковое ущелье. Оно могло послужить хорошим убежищем, потому что там было еще темнее, чем в главном каньоне.

Не колеблясь более, я быстро и бесшумно въехал в него и, притаившись во мраке, снова стал прислушиваться. Вскоре до меня донесся топот копыт и голоса людей — я узнал язык арапахо. Конный отряд проехал мимо меня, направляясь обратно в долину. Несомненно, то были мои преследователи. Но все или только часть? Судя по долетавшим до меня звукам, их было не больше десяти — двенадцати человек. Может быть, остальные отправились дальше вверх по реке и еще не вернулись? Эта мысль помешала мне вернуться в каньон — я мог оказаться между двумя отрядами врагов, не имея никакой возможности ни отступить, ни пробиться вперед. Кроме того, индейцы могли расставить воинов вдоль прибрежной тропинки. Я решил отправиться дальше по боковому ущелью, а потом вернуться на караванную тропу где-нибудь выше. Этот план казался мне вполне осуществимым, и я, не раздумывая долго, поехал по ущелью, очень схожему с тем, из которого я только что выехал, с той лишь разницей, что в нем не было реки. Видимо, когда-то здесь был ручей, так как мой путь местами лежал по высохшему каменистому руслу.

Проехав около мили, я стал высматривать боковую тропу, но напрасно. С обеих сторон высились неприступные утесы. Выбора не было. Ехать вперед означало все дальше уклоняться от нужного направления. Я решил остановиться и ждать рассвета. Да и слабость моя не позволяла ехать дальше. Малейшее напряжение утомляло меня, и, так как непосредственная опасность, по-видимому, уже миновала, я счел благоразумным сделать остановку и, если возможно, отдохнуть, чтобы набраться сил. Спрыгнув с коня, я пустил его пастись и, завернувшись в теплую бизонью шкуру, вскоре погрузился в блаженный сон, более сладкий и естественный, чем то невольное забытье, в котором недавно пребывал.

Глава LXVIII Следы мокасин