Отважная охотница. Пропавшая Ленора. Голубой Дик

Повернув коня, я стал обдумывать, как это сделать. Я выбрал правую тропинку. Она вела вокруг корней дерева и показалась мне более короткой и протоптанной. Но каково же было мое разочарование, когда, обернувшись, я увидел, что непростительно ошибся: девушка поехала в противоположном направлении! Да, она предпочла ехать по тропинке, огибавшей вершину дерева, — выбрала более длинный путь. Было ли это случайно или преднамеренно? Конечно, преднамеренно. Во всяком случае, мне так показалось, и я сразу упал в собственных глазах. Выбрав этот путь, она дала мне понять, что не желает еще раз встречаться со мной. Правда, мы должны были вновь съехаться у середины бревна, но лишь для того, чтобы немедленно разъехаться.

Чтобы доставить себе хоть это удовольствие, я быстро объехал огромные корни дерева, на мгновение потеряв всадницу из виду. Я так торопился и был так поглощен мыслью еще раз любезно поклониться ей, что не заметил страшного зверя, который, греясь на солнце, лежал у самого ствола. Обогнув дерево, я увидел, что меня постигла еще одна неудача, почти столь же досадная, как и предыдущая: я прибыл слишком рано! Золотоволосая девушка еще не объехала вершину, и ее лицо мелькало за ветвями.

Мне показалось, что она нарочно едет медленно, чтобы не встречаться со мной, и я почувствовал себя еще более несчастным.

А между тем я был уже на тропинке, ведущей в лес, и у меня не было никакого предлога, чтобы остановиться. Я в последний раз оглянулся, но не увидел всадницы, так как она по-прежнему была скрыта огромными ветвями дерева.

«Лучше бы я никогда не видел ее!» — подумал я, въезжая под угрюмые своды деревьев, менее мрачные, впрочем, чем мое настроение.

Теперь я уже раскаивался в том, что был так застенчив с этой лесной красавицей. «Вот поэтому-то, — думал я, — она так равнодушно и проехала мимо. Отчего я с ней не заговорил, не обратился к ней даже с самым банальным приветствием? Если бы я сказал ей «доброе утро, мисс», она несомненно что-нибудь ответила бы. Во всяком случае, хуже не было бы. Почему, черт возьми, я не сказал ей «доброе утро»? Я хоть услышал бы ее голос, безусловно такой же очаровательный, как она сама. Почему я проехал молча? Она, конечно, сочла меня каким-нибудь деревенским увальнем. Может быть, и улыбнулась она только потому, что ее рассмешила моя робость! Черт возьми, какой же я был глупец!..» Но что я слышу? Женский голос… крик, полный ужаса! Опять! Отчаянный зов: «На помощь!» Неужели это зовет она? Да, да! Конечно!

Круто повернув коня, я поскакал назад к поваленному дереву. Выехав на опушку, я остановился, чтобы осмотреться и узнать, откуда доносятся призывы о помощи. Сцена, открывшаяся моим глазам, была ужасна.

Девушка уже объехала дерево и находилась по другую его сторону, совсем близко от поворота на тропу. Но, вместо того чтобы ехать вперед, она стояла на месте. Лицо всадницы выражало беспредельный ужас. Кляча ее тоже была чем-то страшно испугана. Она храпела и фыркала, закинув голову и вытянув шею. Девушка машинально дергала поводья, словно желая повернуть ее. Но это было невозможно: рядом с поваленным деревом лежал еще один ствол, и ее лошадь, попав между ними, не могла повернуться в этом узком проходе. Мое удивление при виде этой картины длилось всего лишь одно мгновение, так как я сразу понял, чем был вызван столь панический страх. На рухнувшем дереве я увидел пуму.

Припав к стволу, она медленно приближалась к девушке — не прыжками и не шагами, а ползком, как кошка. Ее длинное рыжее тело распласталось по бревну. Зверь полз так, что не видно было движения его лап, и он скорее походил на гигантскую гусеницу, чем на четвероногое. Только его огромный, не менее трех футов длины, хвост хлестал по дереву. Я не видел морды зверя, она была обращена в противоположную от меня сторону, к его жертве.

По счастью, хищник не заметил моего приближения. Он несколько раз приостанавливался, готовясь к прыжку, но старая кляча снова отступала, и он продолжал красться все дальше по стволу. Как всегда, мое ружье было со мной. В одно мгновение оно оказалось у меня в руках. Прикосновение ствола к уху моего араба было для него сигналом, что я готовлюсь стрелять, и он остановился как вкопанный. Я выстрелил. Рыжее тело скатилось с дерева на землю, и, когда дым рассеялся, я увидел, что хищник бьется в предсмертных конвульсиях. Пуля перебила ему позвоночник. Я вытащил револьвер и тремя выстрелами прикончил пуму.

* * *

Что случилось дальше, я предоставляю воображению моего читателя. Достаточно сказать, что это происшествие оказалось для меня счастливым. Лед равнодушия был сломан, и за смелость и ловкость меня наградили не только улыбками, но словами благодарности, звучавшими в моих ушах, как музыка.