– Я – фрейлина королевы Никневин, – произнес странный звучный голос, полный слез. – Я была ее фавориткой и наперсницей и получала удовольствие, терзая других. У Никневин была одна игрушка, которую она очень ценила, – рыцарь из Летнего Двора. Его слезы ненависти дарили ей больше наслаждения, чем возгласы любви других. Меня отвели к королеве, и она требовала, чтобы я призналась, что у меня с ним интрига. Я отрицала это. Тогда она показала пару его перчаток и велела, чтобы я рассмотрела вышивку по краю. Это оказался аккуратный узор, вышитый моими волосами. Были и другие доказательства: свидетели наших встреч, записка его рукой с клятвами верности. Все это было неправдой. Я упала, умоляя Никневин о пощаде и обезумев от страха. И когда меня вели на смерть, я видела, как другая фрейлина, Мабри, улыбается. Сверкая глазами, она вытянула пальцы, чтобы вырвать у меня прядь волос. И теперь я должна рассказывать мою историю вечно.
– Никневин? – переспросила Рут. – И кто это такая?
– Кажется, это прежняя королева Зимнего Двора, – ответила Вэл.
Она провела пальцами сразу по нескольким струнам. Раздался нестройный хор голосов: каждый из них рассказывал свою горькую историю и упоминал о Мабри.
– Все это волосы. Волосы жертв Мабри.
– Довольно страшное дерьмо… – начала Рут.
– Ш-ш, – остановила ее Вэл.
Один из голосов показался знакомым, но она не смогла вспомнить, когда раньше его слышала. Она снова дернула золотую
Вэл тяжело села, уставившись на арфу. Мабри – шпионка Зимнего Двора! Она сама убила Тэмсона. Равус просто стал ее инструментом.
– Кто это был? – спросила Рут. – Ты его знала?
Вэл покачала головой.
– Но Равус знал. В этой истории меч был в его руках.
Рут прикусила губу.
– Это так сложно. Как мы сможем разобраться?
– Мы уже кое в чем разобрались, – ответила Вэл.
Она встала и ушла в соседнюю комнату. Это оказалась просторная кухня. Однако в ней не было ни плиты, ни холодильника, а только одна мойка на полу из блестящей плитки. Вэл открыла один из шкафчиков, но там стояли пустые банки.
Вэл вспомнила об ореоле Равуса и золотистых глазах, выдававших его. Что-то вызывало беспокойство в этих безупречных комнатах: отсутствие пыли, упавшего волоска, пятнышка грязи и тишина, кроме звука шагов и плеска фонтана. Но если это чары, то она понятия не имела, что под ними скрыто.
Рут тоже вошла на кухню, и Вэл заметила, что у нее из рюкзака понемногу высыпается какой-то белый порошок.
– Что это? – спросила Вэл.
– Что? – Рут посмотрела на свою спину, на пол, сбросила рюкзачок и рассмеялась:
– Похоже, я порвала брезент и проткнула дырку в нашем малыше.
– Вот черт! Это хуже, чем сказочная дорожка из хлебных крошек. Мабри поймет, что мы здесь были.
Рут села на корточки и принялась сгребать муку ладонями. Но вместо того, чтобы собраться горкой, мука поднялась белым облаком, которое опадало тонким слоем пыли.
При взгляде на муку Вэл осенило.
– Постой-ка! Эй, кажется, мне придется совершить детоубийство.
Рут пожала плечами и вытащила пакет.
– Наверное, всегда можно завести другого.
Вэл разорвала бумажную упаковку и начала посыпать пол мукой.
– Здесь должно показаться что-то, чего мы не можем увидеть.
Рут схватила горсть белого порошка и бросила его в сторону двери. Вэл швырнула еще одну горсть. Вскоре в воздухе повисла плотная пелена муки. Она обсыпала им волосы, а при дыхании налипала на язык.
Когда мука покрыла всю квартиру, девушки обнаружили вместо фонтана с рыбками сломанную трубу, из которой вода выливалась в ведра и растекалась по полу, просевшие гипсокартонные листы на потолке, расколотые кафельные плитки на стенах и россыпь мышиного помета на полу.
– Смотри.