Отважное сердце

— Ну, уж то-то был ты богатырь Илья Муромец в ту пору! Как сейчас, тебя помню тогдашнего. Ох, время, время!

Невский погрузился в раздумье.

Некоторое время ехали молча. Еловый лес, сырой, тёмный, с космами зелёного мха на деревьях, был как погреб.

Слышалось посапыванье лошадей, глухой топот копыт, позвякиванье сбруи…

И снова заговорил Невский:

— Нет, Гриша, твоя битва не мечом. Твоя битва — со смертью. Ты врач, целитель. Такого где мне сыскать? Нет, я уж тебя поберегу! — Он лукаво прищурился на юношу и не без намёка проговорил, подражая ребячьему голосу: — Я с тобой хочу!

Александр с Настасьиным и четверо телохранителей ехали гуськом — один вслед другому. Вдруг откуда-то с дерева с шумом низринулась метко брошенная петля, и в следующее мгновение один из воинов, сорванный ею с седла, уже лежал навзничь.

В лесу раздался разбойничий посвист.

Настасьин выхватил меч. Охрана мигом нацелилась стрелами в чью-то ногу в лапте, видневшуюся на суку.

Лишь один Ярославич остался спокоен, он даже и руку не оторвал от повода. Он только взглядом рассерженного хозяина повёл по деревьям, и вот громоподобный голос его, заглушавший бурю битв и шум новгородского веча, зычно прокатился по бору:

— Эй, кто там озорует? Полно!

На миг всё смолкло. А затем могучий седой бородач в помятом татарском шлеме вышел на дорогу. Сильной рукой, обнажённой по локоть, он схватил под уздцы княжеского коня.

— Но-но! — предостерегающе зыкнул на него Александр.

Тот выпустил повод, вгляделся в лицо всадника и хотел упасть на колени. Невский удержал его.

— Осударь? Олександр Ярославич? Прости! — проговорил старик.

— Не надо, не называй меня так. Зови Александр Фёдорович. Будто боярин я.

— Понял, осударь… — И тотчас исправился: — Понял, Олександр Фёдорович.

Тут и Александр узнал предводителя лесных жителей.

— Да это, никак, Мирон? Мирон Фёдорович? — воскликнул он изумлённо.

Мирон отвечал с какой-то торжественной скорбью:

— И звали и величали — и Мирон и Фёдорович! А ныне Гасилой кличут. Теперь стал Гасило, как принялся татар проклятых вот этим самым гасить! У нас попросту, по-хрестьянски, это орудие гасилом зовут.

На правой руке Мирона висел на сыромятном ремне тяжёлый, с шипами железный шар.

— Кистень, — сказал Невский, — вещь в бою добрая! Но я ведь тебя пахарем добрым в давние годы знавал. Видно, большая же беда над тобою стряслась, коли с земли, с пашни тебя сорвала.

— Ох, князь, и не говори! — глухо и словно бы сквозь рыдание вырвалось у старика.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Невского поразило, что в лесном стане народных мстителей «гасиловцев», как сами себя они называли, — не было никаких землянок, а были крепкие, с двускатной крышей, из брёвен рубленные, настоящие избы.

Мирон-Гасило объяснил это князю очень просто:

— Да ведь не любит русский народ землянки эти! К чистоте привык: и чтобы ему светёлка чистая, и чтобы в баньку сходить, хотя бы и в трущобе лесной.

— Неужто и здесь баню срубили? — спросил Невский.

— А то как же! — отвечал, рассмеявшись, Мирон Фёдорович. — И для тебя с твоими воинами, коли велишь, баньку истопим. Ино, сходи попарься с дорожки, поразомни косточки…

После бани беседовали с Мироном на завалинке его избы. Вспомнили про первую их давнюю встречу.

Невский впервые встретил этого крестьянина-богатыря десять лет назад на его лесном починке земли, в Переславском княжестве. В ту пору Мирону было лет шестьдесят. Александр тогда заночевал у него. Он и душою отдохнул в те дни в трудовой семье пахаря. Всё ему нравилось там: и сам старик, и его два молодых женатых сына, и обе невестки его, Милава и Настя, под стать мужьям своим — красивые, работящие и сильные.

Вскоре после вторжения татар Невский снова проезжал теми же местами, но увидел там одни лишь обуглившиеся брёвна да клыки каменных печей на пожарище. Что случилось с Мироном и его семьёй, того никто не мог сказать князю.

И вот от самого Мирона узнаёт он сейчас о страшной гибели всей его семьи, зверски умерщвлённой татарами. А сам Мирон Фёдорович, этот рассудительный и трудолюбивый старик, возделывавший в поте лица свой клочок земли, нянчивший внучат, превратился в неуловимого и беспощадного истребителя татар — в страшного Гасилу.

…Перед сном Гасило пришёл в избу, где расположился Александр Ярославич. Он пришёл предупредить князя, чтобы тот ночью не встревожился, если услышит крики и звон оружия близ лесного их обиталища.

— Поганые хочут этим лесом ехать с награбленным русским добром баскаки татарские. Разведали молодцы наши… Так вот, хочем встретить злодеев! — сказал старик.

— В час добрый! — отвечал Александр. — А сон у меня крепок: не тревожься, старина.

Однако известие, принесённое Мироном, встревожило Гришу Настасьина. Он поделился тревогой своей с начальником стражи, и тот на всякий случай усилил сторожевую охрану и велел держать коней под седлом.