Отважное сердце

— Это сэр Уолтер, граф Ментейт с сыновьями, — сообщил он брату. — Они были в Тернберри в тот раз, когда дед планировал нападение на Галлоуэй. — Не успел он договорить, как внимание его привлекла еще одна процессия, двигавшаяся по полю впереди них. Роберт впился взглядом в лошадиное худощавое лицо Джона Комина, которого он впервые увидел в Солсбери. Накидка лорда, подбитая волчьим мехом, была украшена тремя белыми снопами пшеницы на красном поле. Волосы свободно ниспадали ему на плечи. — Смотри! Это и есть сам дьявол!

Эдвард нахмурился.

— Кто?

Роберт понизил голос, когда группа мужчин проходила мимо.

— Лорд Баденох, глава клана Рыжих Коминов. — За лордом вышагивал какой-то бледный юноша с гладкими темными волосами, похоже, одногодок Роберта. Он тоже слишком походил на Комина, чтобы не признать в нем близкого родственника. «Скорее всего, это сын», — решил Роберт.

— Я почему-то думал, что он выше ростом, — заметил Эдвард. — Кто это с ним?

Роберт взглянул туда, куда кивком показывал ему брат, и увидел мужчину с каштановыми волосами, испещренной оспинами кожей и хмурым выражением лица, который шел рядом с Комином.

— По-моему, это лорд Галлоуэй, Джон Баллиол.

В этот самый миг Баллиол обернулся, и Роберту даже показалось, что он услышал его. Хотя, разумеется, тот находился достаточно далеко, да и занимали лорда, в первую очередь, дед и отец юноши. При виде вынужденной заминки Баллиола его сопровождающие тоже стали озираться по сторонам. На какое-то мгновение обе группы остановились, и Брюсы прервали разговор с графами Ментейтом и Данбаром. Роберт заметил молодого человека в процессии Баллиола, одетого в подбитый войлоком камзол, с пикой в руках. Но его внимание привлекла не одежда и даже не оружие, а жаркая ненависть, отразившаяся на лице молодчика. Он не сводил глаз с его отца.

— Милорды, добро пожаловать.

Неловкую паузу нарушил голос Джеймса Стюарта. Лорд сенешаль собственной персоной шагал по траве к лорду Аннандейлу и графу Каррику. Его сопровождал широкоплечий мужчина с выбритой тонзурой на голове и раскрасневшимся потным лицом. Это был Роберт Вишарт, епископ Глазго. Роберт уже встречался с ним однажды, накоротке, и с тех пор немного побаивался неистового клирика.

Когда Баллиол и Комин возобновили свое неспешное продвижение к платформе, Роберт заметил, как молодой человек с пикой сплюнул на траву, прежде чем отвести горящий ненавистью взгляд от графа Каррика и пристроиться позади лорда Галлоуэя.

Джеймс Стюарт и лорд Аннандейл обнялись. Сенешаль, заметил Роберт, приветствовал его отца более сердечно.

— Ваша светлость, — проговорил старый Брюс, склоняясь над рукой епископа Глазго, чтобы облобызать ее. — Какая честь видеть вас.

— Да еще по столь приятному поводу, — согласился епископ. — Наконец-то, после той трагедии, что потрясла нашу страну, трон королевства вновь будет занят. То, что новая королева носит одно имя с нашей прославленной святой, — хорошее предзнаменование. С Божьей помощью Маргарет совсем скоро высадится на наши берега.

Роберт обратил внимание, как при этих словах на скулах отца заиграли желваки. И тут его осенило. Когда этот день наступит, мечта его отца станет прахом. Маргарет вскоре займет трон Шотландии, и от нее пойдет новая ветвь, которая оттеснит в сторону Брюсов и все их притязания. В то же самое мгновение он понял, что и для него это будет означать крушение всех надежд. Перед его мысленным взором промелькнул образ Эффрейг, разрывающей паутинную клетку судьбы, которую она сплела для его отца, и он даже подумал, не причастна ли ведьма каким-то образом к подобному развитию событий. Но тут он услышал торжественные звуки горнов, повернулся вместе со всеми и увидел пышную процессию, двигающуюся по полю со знаменами, развевающимися над всадниками. Англичане прибыли.

Во главе их выступал Джон де Варенн, граф Суррей и внук легендарного Уильяма Маршала, одного из величайших рыцарей, которых когда-либо рождала Англия. Варенн и сам не чурался сражений и, в возрасте шестидесяти лет, оставался ветераном многочисленных войн под предводительством Генриха III и его сына Эдуарда. Граф принимал участие в подавлении восстания Симона де Монфора и в кровавых войнах Эдуарда в Уэльсе, став одним из самых выдающихся главнокомандующих короля. Громкая слава бежала впереди него, и Роберт с глубочайшим уважением глядел на коренастого седовласого графа, величественно восседающего на массивном вороном жеребце. Одет он был в богато расшитую золотом синюю мантию, переброшенную через одно плечо, выставлявшую на всеобщее обозрение кольчугу и меч с золотым навершием.