Отважное сердце

Крики стали громче, и к ним добавилось негромкое пение. Эдуард остановился перед закрытой дверью, вслушиваясь в пронзительные вопли, долетавшие из-за деревянной преграды. Он слышал, как кормилица расхаживает по комнате, и как младенец судорожно втягивает воздух, чтобы вновь заорать во всю силу легких. Эдуард закрыл глаза и прижал ладонь к створке, всеми фибрами впитывая этот звук. Минула всего неделя с той поры, как из Лондона прибыли гонцы с сообщением, что его старший сын умер в Вестминстере, сгорев в одночасье, как и слишком многие из его детей за прошедшие годы.

Его первенец умер еще в утробе; шансов выжить у него не было. Следующий ребенок, очаровательная Кэтрин, скончался спустя шесть месяцев после битвы при Льюисе в возрасте трех лет. Джоанна вообще дожила лишь до восьми месяцев, Джон прожил пять лет, а Генри — шесть. Десять его детей умерли один за другим, и вот теперь Альфонсо, смышленый мальчуган и настоящий красавец, который, как он не сомневался, должен был стать его наследником и надеть на свои кудри корону, присоединился к их молчаливой рати. И кричащий ребенок за дверью, шестнадцатый по счету и названный в его честь, родился во время войны, оставаясь его последним сыном и наследником английского престола. Громкие крики младенца служили Эдуарду утешением. Он еще немного помедлил у дверей, после чего спустился по лестнице из королевских апартаментов и вышел в рассветные сумерки.

Небо над далекими горными вершинами уже приобрело золотисто-розовый оттенок, и только над водами Менайского пролива [43]и узким горбом Англси оно еще оставалось угольно-синим и в нем до сих пор висел молочно-белый шар луны. Над лиманом, рукав которого протянулся вдоль южных стен замка и впадал в пролив, кружили чайки. Эдуард ощутил соленый привкус на губах, перебивавший даже запах свежей сосновый смолы, еще не выветрившийся из спальни, которую он только что покинул. Эти апартаменты были выстроены для него и беременной королевы, когда они весной прибыли в Карнарфон. Здесь Элеонора родила их сына, как он того и хотел; для покоренной нации это стало свидетельством того, что эта земля отныне принадлежит ему и его наследникам. Массивный каменный замок, понемногу обретавший очертания вокруг его личных покоев, пребывал еще в самой начальной стадии строительства, но внутренним взором Эдуард уже ясно видел, каким могучим сооружением он станет.