Отважное сердце

— Бек поднял тревогу, Джеймс. Скоро здесь будут англичане. Мои лазутчики доносят, что король Эдуард уже приказал Брюсу поднимать людей Карлайла для нападения на земли Дугласа. Уоллес со своей армией направляются в Ирвин. Там они намерены дать бой нашим врагам. Я хочу, чтобы мы с вами присоединились к ним.

Джеймс отвел глаза и вновь промолчал.

— Армии Уоллеса и Дугласа растут день ото дня, — невозмутимо продолжал Вишарт. — С тех пор, как они выкурили Ормсби из Скоуна, к ним присоединились многие. На севере знамя восстания подняло семейство Морей. На западе началась война между Макдональдсами и Макдугаллами. Повсюду английские чиновники и те, кто их поддерживает, сталкиваются с растущим сопротивлением. Друг мой, вы шурин лорда Дугласа и сюзерен Уоллеса. Неужели вы не окажете им поддержку?

Наконец Джеймс заговорил:

— Большинство из тех, кто идет за Уоллесом, — разбойники и грабители. Государственные преступники. Какими бы ни были мои личные чувства, я остаюсь сенешалем этого королевства. Я не могу публично поддержать действия подобных людей.

Вишарт принялся настаивать, почувствовав неуверенность в голосе Джеймса.

— Вам не хуже меня известно, что эти люди объявлены государственными преступниками только потому, что посмели восстать против беззаконий, творимых в наших городах английскими солдатами. Вам известно, как поступил с Уоллесом шериф Ланарка?

— Да, известно.

— Время пришло, Джеймс. Король Эдуард занят войной во Франции, а среди его баронов, которым надоело платить за это, растет недовольство. Если мы выступим сейчас, то одержим победу.

— Сражение? При Ирвине? — Джеймс с недоверием покачал головой. — Даже если я подниму людей Ренфру, Кайл Стюарта и Бьюта, мы не сможем победить англичан в открытом бою. Армия Уоллеса вооружена пиками и дубинками. У большинства нет доспехов и еще меньше опыта. Тяжелая кавалерия англичан выкосит их, как град пшеницу. Вся наша армия не смогла противостать им под Данбаром. Как же могут рассчитывать на победу крестьяне?

Вишарт улыбнулся, и глаза его задорно блеснули.

— Не теряйте веры, Джеймс. У нас есть план.

49

Маленький отряд вступил в порт Ирвин, и по траве вслед за их лошадьми побежали тени. В глаза Роберту светило заходящее июньское солнце, его накидку и мантию покрывала пыль кукурузных полей, по которым пришлось ехать. Над головой у него реял штандарт Каррика, который держал рыцарь графства, Уолтер. Рядом с ним, вывалив язык от жары, лениво трусила Уатача. Позади шагали Нес, который вел Хантера в поводу вместе со своим конем, Сетоны и два рыцаря из поместья Александра в Восточном Лотиане. С тех пор, как они покинули пределы Дугласдейла, Роберт регулярно советовался с ними, да и спать им приходилось чуть ли не под одним одеялом, так что за время пути он успел хорошо узнать двоюродных братьев. Он был рад тому, что они пошли с ним: Кристофер поднимал ему настроение, а Александр прикрывал спину.

Сзади двигались семеро рыцарей из Карррика, пять слуг и камердинер Роберта. Все они вели в поводу лошадей, навьюченных припасами. В самом хвосте процессии катилась единственная повозка, на которой лежало тяжелое снаряжение и шатры. Среди мужчин на гнедой лошадке, ранее принадлежавшей супруге Роберта, ехала и Катарина. Служанка надела одно из платьев Изабеллы, которое раскопала в его вещах в Лохмабене. Роберт даже не помнил, что хранит у себя что-либо из вещей жены, пока в их вторую ночь вместе Катарина, выскользнув из постели, не показала ему платье и не попросила разрешения надеть его, поскольку ее собственная одежда пришла в полную негодность. Он долго смотрел на нее, как она, обнаженная, с раскрасневшимися щеками после занятий любовью, стоит перед ним, после чего лишь молча кивнул в знак согласия. Светло-голубое платье, стягивающееся на спине расшитой серебром витой лентой, было чуточку длинным, поскольку Катарина уступала Изабелле в росте, и тесным в груди — здесь, напротив, природа одарила служанку более щедрым бюстом, — но Катарина быстренько усадила Джудит за работу, заставив перешить обновку. Голубое платье, закрывающее круп лошадки, все-таки оказалось чересчур тесным в груди, и Роберт знал, что этот факт не остался незамеченным его людьми.

Сбоку от Катарины ехала Джудит, мрачно зыркая по сторонам из-под покрытого пылью платка. Солнце усыпало ее остренькое личико множеством веснушек. Девчонка стала для Роберта сущим наказанием, но, пока у нее было молоко, она представляла не меньшую ценность, чем рыцари и оруженосцы с их мечами. За спиной у кормилицы на деревянном стульчике, который Нес соорудил из старой табуретки, закутанная в одеяло, покачивалась Марджори. Его дочь, которой исполнилось уже почти шестнадцать месяцев, начала лепетать первые слова, чем приводила отца в неописуемый восторг.