Отважные капитаны. Сборник

Между тем Харви сидел у рулевого колеса и всхлипывал, всхлипывал так, что вот-вот, казалось, сердце его разобьется от грусти. Высокая женщина, сидевшая на сходнях, сошла на шхуну и обняла Дэна. Это была его мать. Она узнала приближающуюся шхуну по огням ее фонарей.

На Харви она не обращала внимания до тех пор, пока Диско не рассказал ей его историю. На рассвете все они пошли в дом, где жил Диско. Телеграфное отделение было еще закрыто. Харви не мог отправить депеши своим родителям и чувствовал себя таким покинутым и одиноким. Он плакал.

Зная, что шхуна «Мы здесь», по крайней мере, на неделю опередила все другие, Диско распустил свою команду и дал ей свободу погулять. Дэн расхаживал по городу, важно задрав нос, и ни в грош не ставил своих родителей.

— Если ты будешь продолжать так, Дэн, я устрою тебе взбучку, — сказал задумчиво Троп. — С тех пор как мы высадились на берег, ты стал несносен!

— Если бы он был моим сыном, — сказал дядя Сальтерс, — я бы задал ему уже теперь!

— Ого! — воскликнул Дэн, расхаживая взад и вперед с гармоникой и готовясь обратиться в бегство при первом наступательном движении врага. — Смотри, отец, помни, что в моих жилах течет твоя кровь. А ты, дядя Сальтерс, главный виночерпий фараона, смотри лучше за собой!

Диско важно расхаживал в вышитых туфлях и курил трубку.

— Ты делаешься такой же полоумный, как Харви, — сказал он. — Оба вы прыгаете, возитесь, валяетесь под столами; от вас никто в доме не знает покоя!

— Скоро вы узнаете, почему мы так веселимся! — возразил Дэн.

Дэн и Харви отправились на конке в восточную часть города. Там они пробрались к берегу, легли на красный гравий и смеялись, как безумные. Харви показал Дэну какую-то телеграмму. Оба дали клятву до поры до времени хранить молчание.

— Родители Харви? — сказал Дэн за ужином с самым невинным видом. — Должно быть, они не представляют из себя ничего особенного, иначе мы бы услышали о них уже давно. У его отца есть какая-то лавочка. Может быть, он и даст тебе, отец, долларов пять за Харви!

— Что я говорил? Что? — торжествовал Сальтерс. — Не всякому слуху верь, Дэн!

Глава 9

Как бы ни было велико личное горе миллионера, да и вообще всякого трудящегося человека, оно не может заставить его бросить дела. Харви Чейн, отец, выехал в июне месяце навстречу своей жене, которая возвращалась сломленная горем, близкая к помешательству: день и ночь ей мерещилось, что она видит, как сын ее тонет в море. Муж окружил ее врачами, учеными сиделками, массажистками — ничто не помогало. Миссис Чейн тихо лежала и стонала или целыми часами говорила о своем мальчике со всяким, кто хотел слушать ее рассказы. У нее не было никакой надежды. Никто не мог ее утешить. Ей только хотелось знать, по крайней мере, одно: ушибся ли он, когда упал в море. Муж зорко следил за нею, чтобы она не произвела этот эксперимент лично. Сам он говорил мало о своем горе и даже как-то не сознавал, насколько оно глубоко, пока раз не поймал себя на вопросе: «К чему все это?» — в то время как отмечал что-то на памятном листке своего календаря.

Прежде он всегда лелеял мысль, что когда-нибудь, когда он окончательно приведет в порядок свои дела, а Харви закончит курс училища, он сделает сына своим компаньоном, и они будут работать сообща. Но сын его умер, утонул в море, как швед-матрос с одного из крупных пароходов Чейна, шедших с грузом чая. Жена тоже была чуть не при смерти. Самого его сживала со свету целая армия докторов, сестер милосердия и просто сердобольных женщин. Его измучили также капризы бедной женщины, не находившей покоя своей мятущейся душе. Все это отразилось на нем и сокрушало его энергию.

Он отвез жену в свой новый замок в Сан-Диего, где она заняла со своим штатом целый флигель. Сам Чейн целыми днями просиживал со своим секретарем на веранде. Четыре западных железнодорожных компании вели конкурентную борьбу, в которой принимал участие и Чейн. На его предприятии в Орегоне рабочие устроили стачку. Законодательная палата Калифорнии тоже объявила войну предпринимателям.

В былое время он не ждал бы вызова и вел бы энергичную борьбу. Теперь он сидел безучастно, надвинув низко на лоб мягкую черную шляпу, сгорбившись, устремляя взор то на свои сапоги, то на китайские джонки, плавающие в заливе, и машинально отвечал на вопросы, которые ему задавал секретарь, вскрывавший утреннюю почту. Тут же, у телеграфного аппарата, сидела молодая девушка.

Чейн высчитывал, сколько будет стоить полная ликвидация его дел. Он мечтал переехать в одно из своих имений в Колорадо, в Вашингтоне или Южной Каролине и там забыть о постигшей его трагедии.

Машинка внезапно перестала стучать. Девушка взглянула на секретаря, а тот побледнел как полотно.

Он передал Чейну телеграмму из Сан-Франциско:

«Взят на рыбачью шхуну «Мы здесь» после того, как упал с парохода на Отмелях. Жду денег и инструкций в Глостере, у Диско Тропа. Телеграфируйте, что делать и как здоровье мамы. Харви Чейн».