Отважные

- Вот всегда так с военными, - вздохнул он, садясь перед столиком, на котором лежала карта: - без оговорок не могут. А нам, товарищ полковник, во как надо, чтобы дивизия овладела городом поскорей и, главное, как можно внезапней!..

- Почему? - спросил Ястребов и, пододвинув Громову скамейку, сел напротив председателя горсовета, но тут же спохватился: - Раздевайтесь, товарищи! Ужинать хотите?… Впрочем, я и спрашивать вас не буду… Сергушкин! Слетай к повару, передай, чтобы сюда принесли ужин, - приказал он своему ординарцу. - Побыстрее… на троих… нет, на четырех человек - и начальнику штаба.

Сергушкин побежал выполнять приказание. У дверей он посторонился и пропустил в блиндаж высокого командира. В белом овчинном полушубке, опоясанный широким ремнем с портупеей, с большим планшетом на боку, он казался огромным и занял собой всю ширину двери.

- А вот и наш начальник штаба. Подполковник Стремянной. Легок на помине! - сказал Ястребов. - Ну, теперь, Егор Геннадиевич, нам с тобой надо держаться, нам во что бы то ни стало брать город надо. Сам понимаешь: с нами идет партийное и советское руководство!..

- Ах, вот как! Ну, значит, постараемся, - чуть усмехнувшись, сказал Стремянной.

Он сбросил свою курчавую белую ушанку, снял толстый полушубок и от этого сразу чуть ли не вдвое уменьшился в объеме. Теперь стало видно, что это человек лет двадцати семи, двадцати восьми, очень худой, но, должно быть, сильный и выносливый. В поясе он был тонок, а в плечах широк. В каждом движении его чувствовалась уверенная четкость. «Наверное, он на лыжах хорош, - невольно думалось, глядя на него. - А может, футболист или бегун? Что-нибудь такое, во всяком случае…»

У Стремянного были белокурые, пшеничные волосы. Такие же, с золотинкой, небольшие усы вились над углами рта.

Бледное узкое лицо его трудно было даже представить себе раскрасневшимся от жары или мороза.

Когда Стремянной вошел в блиндаж, Громов заметил, что командир дивизии и начальник штаба обменялись привычно-понимающим взглядом, и подумал, что им, должно быть, хорошо работается вместе.

И в самом деле, за те нелегкие месяцы, которые Ястребов и Стремянной провели в боях (Стремянного назначили начальником штаба дивизии всего за неделю до памятного июньского сражения), они научились с одного слова понимать друг друга.

Каждый оценил в другом его способности, мужество, уменье в трудной обстановке находить верное решение.

Здороваясь с гостями, Стремянной несколько задержал руку председателя горсовета и сказал, лукаво прищурив один глаз:

- Вы, я вижу, товарищ Морозов, меня совсем не узнаете… А вот я вас сразу узнал.

- Да вы разве знакомы? - удивился Громов.

- Нет, - коротко ответил Морозов.

- Ну, это как сказать! - Стремянной засмеялся. - У вас, наверное, таких знакомых было много, а вот вы у нас один…

В глазах у Морозова появилось нечто похожее на беспокойство.

- Что-то не припомню… - сказал он. - Где же мы с вами встречались?

- Да нигде, кроме как у вас в приемной. Неужто совсем забыли? А ведь я там порядком пошумел.

- Зачем же было шуметь? - наставительно, с упреком в голосе сказал Морозов. - И без шума бы все сделалось.

- Ни с шумом, ни без шума не сделалось. - Стремянной вздохнул. - Ходил я к вам, ходил, просил-просил, ругался-ругался, а вы крышу в домике, где я жил, так и не починили. Разве что теперь заявление примете? Севастьяновский переулок, два…

- Он ведь здешний уроженец, - указывая на Стремянного движением бровей, сказал Ястребов, обратившись к Громову. - Не куда-нибудь идет - домой!

- Да, верно, домой, - повторил Стремянной, и лицо его как-то сразу помрачнело. - Тут я и родился, и школу окончил, и работать начал на электростанции. Монтером… А потом, после института, сюда же вернулся - сменным инженером. Да недолго проработал - около двух лет всего. Больше не дал немец.

- А в городе кто-нибудь из ваших остался? - осторожно спросил Громов.

Стремянной покачал головой:

- Отец!.. Не знаю!

Морозов вытащил из кармана записную книжку.

- Так какой, ты говоришь, адрес у тебя? Севастьяновский, два? Перекроем тебе крышу, обязательно перекроем! Дай только в город войти. А тогда, конечно, недосмотр был… Уж ты извини, брат, недосмотр.

Громов хлопнул себя по коленям ладонями:

- Ай да Сергей Филиппыч! Как разошелся! Да ты бы сперва поглядел, цел ли дом-то. Может, и крышу ставить не на что…

Морозов поднял на него свои светло-голубые глаза.

- А ведь это верно, - сказал он задумчиво. - Ну что ж, сперва посмотрим, стоит ли дом. Если цел, крышей его накроем.

Он достал из кармана маленькую записную книжечку и что-то написал в ней бисерно-мелким, но четким почерком. Громов заглянул ему через плечо и прочел вполголоса:

- «Севастьяновский, два. Подполковник Стремянной. Если цел - покрыть железом». Побойся бога, Сергей Филиппыч! Да разве так можно писать? - Он громко расхохотался.

Ястребов и Стремянной невольно вторили ему.

Морозов слегка пожал плечами. Лицо его было совершенно невозмутимо.

- А что такое? Коротко и ясно. Даже не понимаю, что здесь смешного.

- Это потому, что у тебя чувства юмора нет.