Вскоре в дверь их каюты тихо постучали, и на пороге появился молодой круглолицый сержант. Мадам Жубер вздрогнула, побледнела и поднялась ему навстречу, готовая к самому худшему исходу. Сержант по-приятельски улыбнулся Мадлен и, приложив руку к козырьку фуражки, сказал:
- Ваш паспорт, мадам!
Дрогнувшей рукой мадам Жубер протянула ему документы.
- Здравствуйте, - произнесла Мадлен по-русски.
- Здравствуйте!.. - ответил сержант, кладя паспорт в стопку документов, уже собранных по другим каютам. - Какое слово вы еще знаете?
- Много слов… - ответила Мадлен.
- Русская? - удивился сержант. - Возвращаешься на родину?..
- Нет, я француженка, - проговорила Мадлен. - Это моя бабушка русская…
Мадам Жубер покраснела. Кровь прилила к ее дряблым щекам. Меньше всего она ждала, что первый удар нанесет ей внучка. Пограничник, конечно, сейчас же позовет таможенника, и тот обыщет их вещи!
Но ничего такого не произошло. Пограничник попрощался и отправился в салон. За одним из столиков здесь обосновался офицер, а за другим - старший таможенник.
Бабушка то и дело выглядывала в коридор, ждала обыска и нервничала. В коридоре было тихо, никто не появлялся, и это еще больше усиливало волнения мадам Жубер.
- Зачем я сюда поехала?! - внезапно взорвалась она. - Теперь я в их власти?!. Как, по-твоему, зачем они отобрали паспорта?.. Что с ними делают?!
Все обошлось благополучно. Так благополучно, что лучше не надо. Через пятнадцать минут, которые мадам Жубер показались пятнадцатью часами, тот же круглолицый сержант принес паспорта с проставленными в них печатями, вручил их бабушке, снова улыбнулся Мадлен и ушел. Таможенники так и не появились.
И еще через несколько минут капитан объявил по радио, что с формальностями покончено и скоро за пассажирами придет катер.
Мадлен крикнула «ура», а мадам Жубер обняла ее обеими руками и заплакала…
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая
Туристов встретил гид, высокий молодой человек в очках и в черном костюме. Он был изысканно вежлив, но чопорен в обращении и показался Мадлен похожим на молодого пастора.
Автобус ждал их у ворот Одесского порта. Как только все расселись, он сразу же двинулся в путь. Мадлен огляделась. Все сидели своими компаниями, как привыкли на корабле. Грегуар с одним из докеров - на передней скамейке, за ними - двое других, Этамбли позади бабушки и Мадлен. Барро примостился у окна поближе к шоферу, его лысеющая голова была все время в движении. Он поворачивал ее то вправо, то влево, стараясь ничего не упустить из того, что было видно в окна автобуса.
Мадлен тоже глядела во все глаза. Вот она, долгожданная Одесса!.. Они видят улицы советского города, смотрят на дома, в которых живет чужой ей народ… И странное дело - Мадлен испытывает какое-то разочарование. Она так долго ждала этого часа, так много раз рисовала в своем воображении этот миг, что он ей стал представляться чудесным. Она думала - все в Одессе будет другим. А между тем такие же дома, какие она привыкла видеть с детства, улицы, мало чем отличающиеся от парижских, только, может быть, менее привычные. Нет здесь ярких, кричащих реклам, с которых глядят на тебя улыбающиеся мужчины и женщины, предлагая пить самый лучший в мире освежающий напиток, или курить самые душистые сигареты, или употреблять коньяк, который продлит тебе жизнь до ста лет…
Туристский автобус, признаться, не привлек к себе ничьего внимания. Такое важное событие, как приезд Мадлен, ее бабушки и еще двадцати восьми французских туристов, осталось в городе незамеченным…
Вдруг Грегуар громко засмеялся, повернулся к Барро и, показывая пальцем в окно, крикнул:
- А что я вам говорил! Вот чистильщик сапог! Убедились, месье? Бутылка вина за вами!..
Барро поднял руки вверх, словно сдавался в плен.
Из их шутливых реплик Мадлен поняла, что Барро поспорил с Грегуаром о том, есть ли в Одессе чистильщики сапог.
Этот спор как бы послужил сигналом для начала оживленного обмена мнениями.
- Господа, - гулко прозвучал в микрофоне голос гида. - Мы с вами проезжаем по Приморскому бульвару. Взгляните налево. Перед вами памятник основателю Одессы - Дюку и тут же знаменитая Потемкинская лестница…
Бронзовый Дюк Ришелье стоял во весь рост, сжимая в руке свиток, очевидно, план будущей Одессы. На площади вокруг памятника было много народу. Были и дети возраста Мадлен. Мадлен помахала им рукой. Они обернулись ей вслед, и какой-то мальчишка тоже помахал ей. Не один ли это из тех ребят, с которыми они с Жаком переписывались.
В автобусе стоял гул многих голосов. Он стихал, как только раздавались усиленные микрофоном фразы гида, дававшего объяснения. И сразу после того возникал снова.
Молчала в автобусе лишь одна мадам Жубер. Она не отвечала даже на вопросы Мадлен. Прильнув к окну автобуса, по временам страдальчески морщила лоб, словно мучительно старалась вспомнить что-то давнее.