- Мал, мал ты еще, щенок, взрослых судить! Не знаешь жизни. И как она дается, какой крови стоит!.. - Борзов схватился рукой за сердце, тяжело ступая вышел в соседнюю комнату, где стояла его кровать, и почти свалился на нее.
- Дай воды, - сказал он.
Видно, ему было очень плохо. Он лежал на кровати такой маленький, старенький и беззащитный, что у Коли дрогнуло сердце.
Он быстро принес из сеней кружку холодной воды, достал по указанию дяди Никиты из буфета какие-то порошки. Приняв лекарство, Никита Кузьмич несколько минут лежал молча, с закрытыми глазами. Коля сидел у него в ногах, на краю кровати, и пристально смотрел в ею бледное, сморщенное лицо. Он думал о том, что ему делать дальше. В лагерь к отцу его никто не пустит. Туда даже идти опасно: вдруг гитлеровцы дознаются, что у этого пленного на площади повешена жена? Ведь они тогда могут и отца убить. Рассказать об этом дяде Никите или нет? Можно ли ему довериться? Поможет ли он отцу?…
Минут через десять Никита Кузьмич открыл глаза и мутным взглядом посмотрел на Колю.
- Прошло! - облегченно вздохнул он. - А чуть было не отдал душу… Хорошо, что ты рядом был.
Борзов полежал еще немного, а потом сел на кровати и стал застегивать на груди рубашку.
- Куда вы, дядя Никита?
- А никуда, дома побуду. Лежать-то долго нельзя: сердце останавливается. Ну ладно, иди поешь.
Коля покорно пошел к столу и отрезал кусок мяса.
- Больше ешь, - сказал дядя Никита, вновь подсаживаясь к столу с другой стороны, - мажь хлеб маслом…
Коля быстро ел, а дядя Никита молча наблюдал за ним. Вдруг он заметил, что в глазах Коли появилась какая-то пытливая мысль. Мальчик пристально взглянул ему в лицо, а затем отвел взгляд и потупился.
- Дядя, а зачем вы того человека полицаям выдали?… - вдруг тихо спросил он.
Никита Кузьмич вспыхнул.
- Слушай! - крикнул он, теряя самообладание. - Ты что мне, допрос устраиваешь? Лучше скажи, как он ко мне во двор попал.
- Я его спрятал.
- Ты?!. Да узнай об этом гестапо, за это и тебя и меня бы расстреляли!..
- А никто про это бы и не узнал.
Никита Кузьмич только развел руками.
- Ну что с тобой, дураком, говорить! Большое счастье, что я его в сарае нашел… Пришли бы вечером с обыском, как бы я оправдался? Сказали бы: нарочно прятал.
- А его бы можно было выпустить.
- «Выпустить»! - передразнил Никита Кузьмич. - Это легко сказать, да трудно сделать.
Коля отодвинул тарелку.
- Что ты? - встревожено спросил Никита Кузьмич.
- Плохой вы человек, дядя Никита. Лучше я от вас уйду.
- Уйдешь?
Коля упрямо нагнул голову:
- Я лучше в лагерь пойду, с отцом жить буду.
- В лагерь? - удивился Никита Кузьмич. - В какой лагерь?
- Ну, в тот, что на окраине города, за проволокой!..
У Никиты Кузьмича на переносице сошлись глубокие морщины. Он сосредоточенно смотрел в лицо мальчика, стараясь понять, о чем тот говорит.
- Отец? Разве он там?
Коля осекся. Нет, он не скажет дяде Никите больше ни слова.
- Почему ты сказал об отце? Ты что, его видел?
Коля вновь сжался в своем углу. Как мог он проговориться! Теперь погибнет и отец. Нет, нет, дядя больше ничего от него не узнает.
- Ты видел его в колонне пленных? - вплотную приблизился к Коле Никита Кузьмич. - Говори! Видел?…
Коля старался выдержать его напряженный взгляд.
- Нет, не видел… Это я так просто сказал. Придумал…
Никита Кузьмич с сомнением покачал головой.
- Такие вещи просто так не говорятся. Особенно сейчас, когда ты потерял мать… - Он снова сел и закурил папиросу. - Вот что, племянничек, - сказал он подумав. - Я запрещаю тебе выходить даже за ворота. А придет время, я сам скажу тебе, куда идти и что делать… Надеюсь, мы договорились?
- Я убегу, - тихо и с ненавистью ответил Коля.
- Раз так, ладно!
Замок дважды щелкнул.
Коля бросился к окну. В раму были вделаны толстые железные прутья. Такие пилой за день не распилишь.
Через несколько минут дядя Никита, одетый в пальто с поднятым воротником, ушел со двора, не забыв спустить пса с цепи.
Коля остался один. Им овладело отчаяние. Он со всей силы стал дергать дверь, наваливался на нее всем телом, пытаясь выломать, бил ногами. Но дубовая дверь могла выдержать осаду и более сильного человека. Она только сотрясалась и глухо гудела под ударами. Нет, из комнаты выхода не было, Коля даже заглянул в печь, но труба была слишком узка. Он только измазал себе сажей нос и щеки.
Куда же пошел банщик? Он наверняка отправился в гестапо, чтобы сообщить об отце. «Что я наделал, что я наделал! - шептал Коля. - Как помочь отцу? Как спасти его?…»
Пусть же только дядя Никита вернется! Он убьет его, убьет вот этим ножом, который лежит на столе. И Коля схватил большой кухонный нож с острым концом. Да, он его убьет…
Быстро темнело. За окном хрипло лаял пес. Осенние деревья медленно покачивали своими почерневшими ветвями. В соседней комнате громко тикали стенные часы…
Сколько прошло времени? Час, два, три?… Коля сидел не смыкая глаз и напряженно думал. Он вспомнил свое детство, отца, мать… Почему-то ему все время мерещился темный шрам на ее щеке, когда она нагнулась, чтобы поцеловать его в последний раз…