Потом уже с Толстого мыса послышался сигнал воздушной тревоги: со стороны моря на порт заходили немецкие бомбардировщики. Яростно застучали зенитные орудия. Неподалеку взметнулись фонтаны воды — фашисты сбросили бомбы, но никто, кажется, не пострадал.
Мы с Николаем Прокофьевичем Рыбальченко направились в политотдел Новороссийской военно-морской базы. Проходя пустынными улицами, я мысленно представлял Геленджик довоенный, каким он запомнился мне. Город-курорт, где на пляжах, в садах и парках не умолкал смех отдыхающих, играла музыка, кружились танцующие пары. А сейчас санатории, дома отдыха, с заколоченными дверями, казались заброшенными строениями, давно покинутыми людьми.
Политотдел базы размещался в полуразрушенном здании. Работники политотдела сошлись в небольшой комнате вокруг стола, на котором лежала развернутая карта. Они обсуждали обстановку на фронте. Моряки встретили нас радушно. Мы узнали от них, что противник, получив подкрепление из Крыма, продолжал атаки против войск левого крыла Черноморской группы. Создав сильную ударную группировку, фашисты развернули наступление из района Анапы на Новороссийск. На ближних подступах к Новороссийску шли ожесточенные бои.
С тревогой в сердце мы поспешили в свою воинскую часть. Командный пункт батальона находился у самого берега моря, в отдельном доме. На просторном дворе под деревьями группами сидели бойцы и чистили оружие. Несколько отделений успели установить палатки и сделать в них настил из сухих листьев и морской травы.
Майор Куников переходил от одной группы к другой, оживленно беседовал с моряками. Завидев нас, он подошел к нам. Обнял, забросал вопросами о последних часах пребывания на Тамани, о переходе морем.
— Под Новороссийском предстоит сражаться с врагом, — говорил он озабоченно. — А времени на подготовку к боям — в обрез. Побольше бы автоматов. Обмундирование у бойцов пообносилось, плохо с обувью. Кое-что мы, правда, получили. Командование обещает еще помочь, да не в ближайшие дни. Придется организовать ремонт обуви своими силами.
Подошел ординарец майора с кувшином воды и полотенцем. Куников попросил извинения и начал умываться. Мокрые пряди волос упали на его виски. Он вытирался и говорил:
— Сейчас бы нам в баньку, Александр Пахомович…
7 сентября батальон подготовился к маршу на автомашинах под Новороссийск. Куников проверял, все ли погружено. Завыли сирены, подавая сигнал воздушной тревоги. Комбат начал руководить рассредоточением транспорта. По неосторожности водителя он оказался зажатым между двумя машинами. С повреждением позвоночника Цезаря Львовича отправили в госпиталь.
Командиром батальона назначили капитана Вениамина Сергеевича Богуславского, соратника и товарища Куникова.
Когда наш батальон приблизился к Новороссийску, в городе шли ожесточенные бои. На его северо-западной окраине советские части в течение суток отбили десять атак противника. Гитлеровцы потеряли более тысячи солдат и офицеров, девять танков, четыре бронемашины и четырнадцать автомашин. На одной из улиц фашистам удалось окружить небольшое подразделение морской пехоты. В неравном бою, длившемся несколько часов, моряки уничтожили около двухсот вражеских солдат и офицеров, вырвались из окружения.
Об этих героических делах мы узнали, когда батальону было приказано занять оборону у окраины города, в районе цементного завода «Октябрь» и Адамовича балки. Моряки вырыли траншеи, ожидая боевой схватки с врагом.
После трехдневных ожесточенных боев наши войска оставили город. Морская пехота надежно удерживала в руках цементный завод, заводской поселок и восточный берег Цемесской бухты. Новороссийский порт не мог стать морской базой гитлеровцев — бухта простреливалась пулеметным, минометным и артиллерийским огнем.
Во много раз превосходящими силами фашисты накатывались на нашу оборону, однако сломить сопротивление морской пехоты им не удалось. Враг нес большие потери, но не прекращал атак.
Над Адамовича балкой господствует высота «Долгая». За нее шли длительные жестокие бои. У высоты на участке роты, которой командовал Рыбальченко, я пробыл пять суток. Николай Прокофьевич стал опытным командиром, его роте нередко поручали самые трудные задачи.
Навсегда остались в моей памяти бои на склонах холма с деревьями, иссеченными осколками снарядов и мин. Высота несколько раз переходила из рук в руки. На полянках темнели неубранные трупы солдат. Кругом валялись фляги, лопаты, круглые немецкие каски.
Когда я пришел в роту, занимавшую высоту, встретил бывших бойцов партизанского отряда «Отважный-1» — Володю Мовцесова и Михаила Антоновича Косачева. На их лицах — радость. Володя направился ко мне, но вспомнил о воинской дисциплине и тут же вернулся к своему пулемету. Я лег рядом с ним, спросил, снятся ли ему приазовские плавни. Мовцесов ответил:
— Придет срок, мы их повидаем.
Он вначале стал снайпером, потом освоил зенитный пулемет, теперь обучал меткой стрельбе молодых солдат.