Отвергнуть короля

– Как вам известно, мой сын до сих пор пленник в Норидже, – глубоко вдохнула Махелт. – Прошел уже месяц, как он попал к коменданту.

– Да, – ответила Эла с сочувствием, но не без опаски. – Мне очень жаль. Я бы не хотела подобного опекуна для моего Уильяма или Ричарда.

Махелт помедлила, потому что собиралась просить кузину о большом одолжении.

– Не мог бы ваш муж подать королю прошение об опеке над Роджером и поселить моего сына с его кузенами в Солсбери?

Эла была поражена, но быстро пришла в себя.

– Не знаю… – нахмурилась она. – У меня создалось впечатление, что Уильям и Гуго поссорились не на шутку.

– Это правда, но мой сын важнее их ссоры.

Эла сощурилась, внезапно кое-что заподозрив.

– Я надеюсь, вы обсудили это с Гуго?

Махелт выпятила подбородок.

– Гуго знает, что я приехала к вам, – холодно сказала она.

– Не только, чтобы навестить и почтить память наших предков?

Махелт наблюдала, как пушистые облака плывут по небу, подобно стаду кочующих овец. Затем повернулась к Эле и умоляющим голосом произнесла:

– Вы мать и моя родственница. Если бы мой сын был с вами, я знаю, вы бы его не обидели. Я боюсь дурного обращения с ним. Я знаю, что мой брат пострадал от рук короля… больше, чем осмелился рассказать нашим родителям… и знаю, как Иоанн обошелся с теми валлийскими мальчиками в Ноттингеме. Мне страшно подумать, что видит мой сын и что он слышит под опекой людей, которых интересуют лишь грабеж и пытки. Ида посоветовала обратиться к вам. Обычно у нее нет собственного мнения по вопросам политики, но она настаивала, чтобы я завела этот разговор.

Эла выглядела встревоженной, но в конце концов кивнула.

– Посмотрим, что можно сделать, – сказала она, участливо обняв Махелт.

– Спасибо! – Махелт ощутила прилив надежды, но не позволила ей укорениться. Когда-то она верила, что попросить – значит получить, но не теперь. От той веры ничего не осталось.

Отстранившись, Эла произнесла:

– Я рассказала Уильяму, как Иоанн поступил со мной в Мальборо.

Махелт давно хотела ее расспросить, но полагала, что лучше дождаться, пока Эла сама заведет об этом речь.

– Что он сказал?

– Он разозлился и расстроился, но, поразмыслив, решил, что бессмысленно бушевать, подобно разъяренному быку, и усугублять положение. – Эла вскинула голову, и в ее орехово-серых глазах сверкнула гордость. – Муж говорит, что теперь его верность принадлежит мне и Господу, но не его брату… – Она поджала губы. – Люди считают меня нежной и кроткой. Но они не понимают, насколько я тверда в своих решениях. Меня поддерживает вера в мужа, Господа и Пресвятую Богородицу.

Лишенная подобной веры, Махелт промолчала. Она стала сильнее, преклонив колени у могил женщин, которые сумели вынести то, для чего недостаточно простой отваги. Махелт поклялась не опорочить их родство и найти в себе силы выжить.

* * *

Роджер стучал зубами и дрожал так сильно, что ему казалось, будто кости в его теле тоже дребезжат друг о друга. У него не было приличного плаща, чтобы защититься от холодного весеннего дождя, который хлестал как из ведра. Его лучший плащ с теплой подкладкой остался во Фрамлингеме, когда его забрали в Норидж. Роджеру не нравился комендант Нориджа Харви Белесет, который грубо обращался с ним и запирал на замок, когда не заставлял чистить упряжь или убирать нечистоты. Однажды Роджера выволокли из темницы, и Белесет заставил его наблюдать, как вешают мятежников, намекая, будто то же может случиться с ним или его семьей, если король пожелает. Мальчик тосковал по матери, бабушке, брату Гуго и даже по малышке Изабелле, хотя она плакала и плевалась молоком почти каждый раз, когда ее брали на руки. Роджер нуждался в улыбках, похвалах и утешениях. Он отчаянно скучал по отцу, умевшему развеять любые его страхи. Он все время страдал от голода и жажды. Белесет не забывал его кормить, но в основном хрящами и жидкой кашей – достаточно, чтобы продержаться, но удовольствия мало. Роджер хлебал отвратительное месиво, твердя себе, что солдаты едят то же самое и что с ним обращаются как с другими людьми. Это очень напоминало истории дяди Ральфа о французском плене.

Вчера днем явился мужчина с приказом отвезти Роджера из Нориджа в какое-то место на юге под названием Сэндвич. За ним пришел широкоплечий седобородый наемник по имени Фольк де Броте, который взял его под мышки и поднял на уровень глаз. Хватка наемника была такой же крепкой и грубой, как он сам.

– Одно лишнее слово, сопляк, одна жалоба, и ты закачаешься в петле, ясно? – предупредил он.

Роджер не испугался, кивнул и дерзко посмотрел в черные глаза верзилы. Когда де Броте опустил его на землю, недовольно ворча, Роджер потер покрытые синяками руки, лишь когда тот отвернулся.