Отвергнутая невеста. Хозяйка заброшенного дома (СИ)

— Ох, и ловко вы это, госпожа! — изумилась Ивонна, всплеснув руками. — Лекарь возился обычно долго. Да так мучительно! У вас прям талант!

Я усмехнулась. Ну, слава богу, вправить-то сустав я еще могу.

А лекари тут, значит, совсем плохи…

— Ты очень поможешь мне, Рози, — сказала я, отобрав одну из старых сорочек и распуская ее на ленты, — если некоторое время посидишь смирно и не будешь наступать на эту ножку. Давай я ее забинтую, а ты… ты постарайся, чтоб она всегда находилась в правильном состоянии. Вот как сейчас.

Я наложила тугую повязку, проверила, чтоб не давило чрезмерно.

— Если вдруг ножка снова вывихнется, сразу мне скажи! — строго велела я. — Я ругать не стану. Просто поправлю и снова забинтую. И если ты меня будешь слушать, то очень скоро будешь здорова. И ходит будет совсем не больно.

Да, шину наложить тоже надо.

Это же ребенок.

Усидеть на одном месте она долго не сможет.

Все равно будет ходить.

Ну, да ладно. Об этом подумаю позже.

Однако, Рози, освоившись, оказалась еще более беспокойным ребенком, чем я думала.

И с забинтованной ногой она умудрилась направиться изучать дом.

Прыгая, как воробей, на одной ноге, она осмотрела и вход, и заколоченные окна.

И во все углы сунулась.

И даже на лестницу хотела взобраться. Но Ивонна ее остановила.

— Мало тебе ноги? Хочешь еще и шею сломать?! — ругалась она, снимая со ступеней внучку. — И поделом тебе будет, если слушаться не хочешь! Лестница того и гляди рассыплется!

— Вы же сказали, что дом весь наш, — недоумевала Рози. — Почему наверх нельзя? Значит, наш, но не весь?

— Весь, — уверила ее я. — Просто лестница мне кажется ненадежной. Я завтра схожу, посмотрю, что там.

— Но я легкая! — ответила Рози. Ох, и шило! — Легче вас, госпожа Эрика. Если вас лестница выдержит, то меня и подавно!

Но я не пустила Рози наверх.

Да она и сама скоро умаялась, наскакавшись вдоволь на одной ноге.

И мы все улеглись спать у пылающего камина. Мы с Ивонной по краям, дети — между нами.

Мы прижались к ним тесно-тесно, накрылись всем, что попало под руку. Детей накрыли своими юбками.

В этом коконе мне стало вдруг тепло-тепло и очень уютно. Словно я сплю в самой мягкой в мире постели, а не на пыльном ковре на полу.

— Все будет хорошо, — произнесла я, целуя спящего малыша. — Все будет просто отлично!

Утром я проснулась раньше всех.

Младенец заворочался, захныкал, требуя пищи. Кажется, и пеленки его были мокрые. Нужно было скорее его перепеленать, накормить… Мамочки! Никак не привыкну, что это мое дитя.

Мой сын.

По бумагам он был записан как незаконнорожденный ребенок сэра Юджина Вагана. Имя я дала ему сама — Итан.

Юджин, помню, сердился. Все же это был его сын, и он хотел ему дать какое-то свое, родовое, длинное и пышное имя.

Как породистому щенку.

Как раз это мне и не понравилось. И прежде, чем Юджин надулся, натужился, собираясь исторгнуть из своего воображение цветистое имя, я сказала просто — Итан. И законник так и записал.

— Ну, Итан, — качая ребенка на руках чтоб хоть немного успокоить его, — будем привыкать друг к другу?

Было достаточно прохладно.

Дрова в камине с вечера прогорели. Я поспешила развести огонь из остатков собранных вчера дров, пока ребенок не разревелся во все горло. Хорошо, что с вечера я догадалась положить обломки мебели поближе к огню, подсушиться.

Сухое дерево занялось быстро, загорелось жарко.

В разливающемся по комнате жаре я быстро перепеленала малыша, принялась кормить.

Наша возня не осталась незамеченной. Ивонна тоже проснулась и уселась на нашем импровизированном ложе, хлопая глазами.

— Простите, госпожа, — забормотала она испуганно. — Проспала… ах, я, дура старая! Простите! Я сейчас!..

— Успокойся, Ивонна. Ты так расстраиваешься, будто я тебя палкой сейчас поколочу. Но этого ведь не будет, — напомнила я. — Ты просто вчера сильно напугалась и устала. Поэтому поспала чуть дольше. Ничего страшного. Тебе нужно было отдохнуть.

Но Ивонна уже подскочила и со всех ног кинулась наводить порядок в нашем небольшом хозяйстве.

— Я наношу воды, и мы с Рози тут все быстро-быстро приберем, — бормотала она, полоща мокрые пеленки.

— Не забывай, что Рози надо беречь ножку, — напомнила я.

— Ах, точно… Ну, значит, ей сидеть с ребенком. Сейчас будет готов кипяток, попьете, госпожа… Вот сахар, держите! Ешьте! Вам дитя кормить!

Как бы я не сопротивлялась, она всучила мне остатки сахара и дала кусок хлеба.

Последний.

Я была зверски голодна, но хлеб мне в горло не лез. Я смотрела на лицо старой Ивонны, на спящую Рози, и… не могла есть.

— Поем потом, — отстранив от себя руку Ивонны с хлебом, произнесла я. — Когда приду из города. И сахар оставь. Ребенок проснется, наверняка захочет есть. Завернешь сахар в тряпицу, дашь ему пососать.

— И то верно! — обрадовалась Ивонна. — А хлеб все ж таки съешьте, госпожа. Идти вам далеко. Силы будут нужны.

Накормив и укачав младенца, я передала его Ивонне и поднялась.

— Ну, что же, — набравшись духу, произнесла я. — Пожелай мне удачи!