Отвергнутые жёны, или Амазонки поневоле

Пригнувшись к земле, практически на четвереньках, пробиралась по зелёному ковру, устлавшему почву. Палые листья и вьюны приглушали звук шагов, но я всё равно передвигалась медленно, боясь наступить на сухую ветку. У ночных охотников крайне чуткий слух.

Или эти придурковатые аборигены унесли меня от нашего лагеря и бросили? Опять не давала покоя мысль о том, как же я очутилась здесь? Да нет, растительность не африканская.

Ползём дальше. Хоть бы какая нора или канава попалась, где можно переждать до утра. Если сверху прикрыться листьями папоротника, те чуть приглушат мой запах.

Сумерки сбежали, оставив после себя кромешную тьму. Полог леса был затянут сплошным зелёным шатром, ни единого луча света. Ни луны, ни звёзд. В отдалении раздавались странные писки и шуршание, словно кто-то мелкий перебежками пересекал лес. Я замерла, прислушиваясь.

Шорохи стихли в отдалении.

Переждала пару минут и только занесла ногу для очередного шага, как воздух буквально сотрясся от настолько грозного рыка, что я упала на пятую точку, прикрыв голову руками. Мамочки! Что за зверюга может так голосить?!

Стараясь не шевелиться, просидела скрючившись минут пять. Мысленно дала себе затрещину: укрытие не найдено, и потому надо двигаться дальше, пока громкоголосый не учуял меня.

Шорохи в джунглях усилились, протяжно скрипели деревья, листва грозно шлёпала по моей спине, словно подгоняя.

Страх холодными тисками сдавил грудь, стало тяжело дышать, накатила паника и я сорвалась с места в карьер, помчалась куда-то не разбирая дороги. Первобытный ужас, вырвавшись из глухого уголка сознания, куда я загнала его днём, почувствовал свободу и вовсю резвился в моей голове, сердце судорожно сжималось, заставляя кровь взбудоражено бурлить в венах.

Сзади послышались чьи-то шаги, мерные, как топот слона. Господи, да где же я?! Прибавила скорости, так что ветер засвистел в ушах, ветки стремились залезть в глаза и выколоть. Мчалась со скоростью пули, в ушах шумело, дыхание срывалось и я со всего маху врезалась всем телом в высокий забор. Звёздочки заплясали перед глазами, пытаясь хоть как-то осветить неприглядную действительность.

Несколько минут лежала, приходя в себя после удара. Забор…Забор… Забор! Люди!!!

Со стоном перевернулась на живот, затем заставила себя встать на четвереньки и только потом на ноги и, уперевшись ладонями о частокол, стала обшаривать стены в поисках калитки или ворот.

Долго брела, не в силах понять, почему забор такой длинный, вряд ли таким огорожен один дом. Под ладонями были грубые брёвна, стянутые одеревеневшими верёвками. Где вход, не по воздуху же люди залетают за ограждение?

Шаг, ещё… и вдруг в прорехе между брёвнами замерцали проблески света, я припала к щели, пытаясь рассмотреть, что там. Получалось плохо, глаза, привыкшие к темноте, слезились от любого лучика. По двору скользили какие-то тени, не разобрать, мужчины, женщины и люди ли вообще? Ладно. Не сходим с ума, успокаивала я себя, кто ж ещё может построить забор, не обезьяны же. С губ сорвался нервный смешок. А на плечо легла чья-то рука.

Глава 2

Присев от неожиданности и чуть не обмочив штаны от страха, повернула голову. За спиной стояла женщина. Она приложила палец к губам, недвусмысленно намекая, чтобы я не шумела.

Я кивнула, сглотнув ставшей вязкой слюну. Она потянула меня за собой, мы прошли вдоль ограды и через узкую калитку попали во двор. Невольно прикрыла рукой глаза: посреди хорошо утрамбованной площадки горел костёр, заставляя щуриться после темноты.

Когда немного привыкла к свету, огляделась. Мы находились в небольшом селении, состоящем из тростниковых хижин; вокруг меня собирались женщины разных возрастов, молчаливые, темноволосые и смуглые, они выступали из окружающей тьмы, словно ночные кошмары.

Все были одеты в какие-то жалкие подобия юбок, похоже, что из грубо выделанной кожи, грудь украшали такие же то ли топы, то ли повязки. От них страшно смердело давно немытым телом с примесью какого-то разложения, должно быть, от плохо выделанных шкур. Волосы новых знакомых коротко острижены, даже скорее срезаны тупыми ножами.

Ко мне приблизилась высокая, плотного телосложения женщина, с грубыми чертами лица. Она что-то гортанно сказала, однако, я ни слова не разобрала. Тётка подошла ближе, потрогала мои волосы, удивлённо что-то бормоча, пощупала руки и плечи, поцокала, покачала головой. Снова обратилась ко мне. Я отрицательно махнула, стараясь показать, что не понимаю её.

Она на пару минут задумалась, потом ткнула себя в грудь:

– Дая!

Её рука уткнулась в меня, брови вопросительно приподнялись.

– Аня, – ответила я.

Женщина удовлетворённо кивнула:

– Ана, – и снова понесла что-то на своей тарабарщине.

Из толпы вышла седая, сгорбленная старуха, она держала в руках какой-то кривой сосуд, который мне и всучила. В нём оказалась вода. Я понюхала питьё, попробовала. Вроде чистая. С удовольствием выпила всё, только сейчас поняв, как меня одолевала жажда.