Отверженная невеста

Нанятая недавно пианистка, иссохшая старая дева, сидела за клавиаккордами, чопорно наигрывая что-то убаюкивающее и в высшей степени «приличное». «У меня не какая-нибудь грязная дыра, где пляшут пьяные матросы со спившимися шлюхами! — надменно предупредила музыкантшу Зинаида еще при найме. — У меня чистота, порядок, девочки одна к одной, свеженькие, как весенние цветочки, и клиенты самые почтенные. Чтобы и музыка тоже была приличная, запомните это!» Девка Хавронья, сильно сдавшая за последнее время, похожая на старуху в свои сорок лет, отрешенно вязала носок и клевала носом под эти сонные наигрыши. По обыкновению, она сидела на стуле у входа, готовая по первому мановению хозяйки подать чай, вино или кофе с ликерами. Из угла в угол слонялись три девочки в светлых муслиновых платьях, с веерами в руках. Они выглядели дебютантками, собравшимися ехать на свой первый бал. Девочки весело щебетали, хихикали, грызли леденцы и выглядывали в окна.

Вдруг резко распахнулась входная дверь, едва не слетевшая с петель. Музыкантша взвизгнула, мелодия оборвалась. На пороге стоял частный пристав Илларион Калошин. Он был не похож на себя: волосы растрепаны, мундир расстегнут, в остановившихся глазах застыли паника и страх. К тому же он крепко выпил, чего прежде за ним не водилось.

— Фу, надрался, несет, как из бочки! — поморщилась Зинаида. — Что стряслось?

— Всему конец! — выдохнул тот вместе с винными парами и упал в хрустнувшее дамское кресло. — Закрывай лавочку, Зинаида Петровна. Хватай деньги и беги, пока ноги целы! А не то в Сибирь отправишься, на каторгу!

— Да ты что, очумел? — рассмеялась она. — Мне бежать?! Куда? Зачем?

— Бумага на тебя поступила в управу…

— Что за бумага? — насторожилась Зинаида, почувствовав, что пристав не шутит.

— Кто-то из твоих гостей донес, все подробно описал, гад… Не угодила, видно, чем-то! — Калошин обвел взглядом залу и, уставившись на девочек в муслиновых платьях, прохрипел: — Гони всех в шею немедленно! Слышишь? С минуты на минуту придут к тебе с облавой!

— Да не приснилось ли тебе это? Не померещилось спьяну? — все еще не верила ему Зинаида, хотя у нее уже дрожали и руки и ноги.

— Эх, дура ты, дура! — Калошин растер ладонями покрасневшее лицо. — Не так я пьян, как со страху развезло… Через тебя и мои дела пошли прахом, Зинаида Петровна. Старший полицмейстер сегодня грозился не только мундир с меня сорвать, но и отдать под суд за сокрытие преступления. Ведь в бумаге той прямо фамилии указаны, кто тебя покрывал, — я и квартальный Селиванов. И откуда взялся этот немец-доносчик на наши головы? — Пристав судорожно вздохнул и, понизив голос, добавил: — А вот чего никак не пойму… В той же бумаге описано мое разбойничье прошлое. Все до ниточки — как, что и когда… Об этом-то он откуда узнал, дьявол?! Так что мне теперь один путь — бежать из города обратно в лес и начинать старую волчью жизнь сызнова.

Он еще не успел договорить, а Зинаида окончательно уверилась в его правдивости. Ее бросило в жар и тут же будто морозом охватило.

— Что расселась? — крикнула она остолбеневшей Хавронье. — Беги, собирай вещи! Да тряпки-то ношеные не укладывай, только лучшее бери, да серебро, да меха… Чего ждешь, корова, наказание мое, чурбан безглазый?!

Ругательства подействовали на Хавронью безотказно — уронив вязанье, она бросилась выполнять приказ. Музыкантше Зинаида велела подняться «в комнаты» и предупредить господ о готовящейся облаве. Старая дева покраснела до кончика носа и с уязвленным видом стала медленно взбираться по лестнице, явно обдумывая, как бы улизнуть.

— А девицам там скажи, пусть катятся на все четыре стороны, да живей! — крикнула ей в спину хозяйка публичного дома.

Земля уходила у нее из-под ног. Пятнадцать лет благополучия нежданно-негаданно закончились. Впереди — неизвестность, в лучшем случае — нищета, в худшем — суд и тюрьма.

Частный пристав между тем откашлялся:

— Мне бы денежек немного на дорожку, Зинаида Петровна. Рубликов пятьдесят…

Бывший разбойник привык к сытой размеренной жизни, утратил задор и даже сделался отчасти трусоват. Эту черту в нем развили взятки, которые он брал направо и налево, при этом вечно опасаясь скандала и разоблачения. Сейчас он уже не напоминал прежнего бравого парня Иллариона, которому море казалось по колено.

— Ты в своем ли уме? — возмутилась Зинаида, едва сдерживая рыдания. — Я сейчас в одночасье лишусь и дома, и дела, останусь ни с чем, а ты просишь у меня денег!

Деньги у нее хранились в потайном сейфе, вмурованном в стену спальни. И она бы первым делом бросилась за ними, если бы не частный пристав. Этот разбойник неотступно следовал за ней, выклянчивая последнюю подачку. Она готова была изругать его на все корки и даже огреть чем-нибудь по голове… Неожиданно во дворе раздался истошный крик.

— Хавронья! — метнулась к окну Зинаида. Она сразу увидела шестерых жандармов. Двое крепко держали Хавронью под локти, а та изо всех сил вырывалась, что есть мочи крича. Двое жандармов встали у ворот, еще двое направились к флигелю.

Илларион в тот же миг кинулся к двери и задвинул засов.