— Но чего ты хочешь именно сейчас? — осторожно протянула я, стараясь абстрагироваться от хищной ауры мужчины, перестать чувствовать его прикосновения и не робеть перед грязными взглядами. — Ведь не зря затеял всю эту игру…
Кирилл усмехнулся, словно подтверждая мои догадки и бархатно низко прошептал:
— Сейчас я расстегну тебе руки. — в доказательство, мужчина поднял со столика маленький ключик и провел им по моим рукам, медленно поднимаясь его все выше и выше. — Хочу, чтобы сняла свое платье, затем белье. Стала на четвереньки и отсосала мне. Без фокусов, с чувством и желанием. Так, чтобы я кончил тебе в рот, а ты приняла все, до последней капли. Сама.
— Кирилл… — к глазам подобрались слезы, а ком в горле мешал словам звучать четко. Голос звучал рвано и хрипло, ведь я прекрасно понимала, зачем мужчине это нужно. — Ты ведь понимаешь…
— Понимаю. — внезапно перебил он меня и всунул замок в скважину наручников. — Именно поэтому и говорю: у тебя всегда есть выбор. Подчиниться или нет. Страдать, изводиться, нервничать или нет. Нравиться тебе это или нет, отныне ты только моя. Только.
Зажмурившись, я прикусила губу сильнее, чем следовало и закрыла глаза. Изначально было понятно зачем это представление с наручниками — чтобы дать "выбор" и воспитать покорность. Но вот одно никак не складывалось в голове:
— Зачем ты устроил эту подставу для меня и Максима? Чего ты добивался?
Шакалов рыкнул, словно его бесило, что я в который раз отхожу от интересующей его темы. Его пальцы упали на мои скулы, повели по ним, а затем скользнули к губам, насильно освобождая их из тисков моих зубов.
— Скажем так, хотел убедиться в том, в чем и так был уверен. — я открыла глаза, внимательно присматриваясь к блеску черных глубин мужчины. Желание в нем поубавилось, а раздражение, что лезу не в свое дело, возросло во сто крат. — И что же ты выбираешь? Наручники или удовольствие?
— И все же не до конца был уверен, правда? Сомневался, что Макс тебе верен. А еще сомневался, что я ненавижу тебя так сильно, как говорю. Думал, что все это игра, правда? Но теперь все встало по своим местам, и мы оба поняли, что никто из нас не врал. — в памяти вплыли Максим, и сердце покрылось вязкой пеленой печали. С одной стороны, я злилась на него за предательство и обман, но с другой… С другой стороны, он поступил так, как должен был любой родственник. Стал на сторону близкого, несмотря ни на что.
— Твой ответ: да или нет?! — холодно отчеканил Шакалов, словно остатки его терпения уже превратились в песок. Он нарочито медленно встал с постели и увидев испуг в моих глазах, язвительно протянул: — Что же, мне кажется, ты определилась.
— Определилась?.. — впервые сознание казалось таким ясным, как никогда. Странный, чертовски тяжелый и изматывающий день заставил меня постареть. Я ощущала себя пожилой, побитой жизнью и событиями женщиной, которая устала бороться. Устала…
Сознание просило меня человека, которого можно было обнять, поцеловать и поплакаться в жилетку. Но такого не было. По сути, весь мир отвернулся. И теперь выбор стоял: принять предложение Шакалова или сойти с ума.
Но соглашение на покорность подписывалось кровь, а печатью была моя душа. Я могла отречься от нее, с годами привыкнув к Шакалову, живя с ним, потому что… так надо? Наверное, могла бы.
И сейчас я не хотела больше боли. Не смогла бы выдержать. Закрыла глаза, и сосредоточилась на эмоциях. Выбрав самые яркие из них, потратила около минуты чтобы отключить их. Странно, что это получилось так легко. Никакой любви, жалости, сострадания. Просто пустота в душе. Глубокая яма, с которой сквозит. Ничего в ней больше нет и ничего не нужно.
Все вокруг стало неважным. Все поменяло свет. И когда я открыла глаза, то была уже другим человеком. Возможно, этого и хотел Шакалов — заставить меня отречься от всего, включая эмоции. И я сделала это, спасаясь от сумасшествия.
— Я согласна на все твои условия. — холодно отчеканила я, открывая глаза. Теперь взгляд был прикован к отражению девушки на потолке. Она была другой. Ее глаза были пустыми, уставшими, с легкой поволокой и безразличием ко всему живому. — На все, если ты гарантируешь мне, что не тронешь ребенка. Доведение до выкидыша тоже считается.
— Это и подразумевается. — немного мягче протянул мужчина и шагнул вперед. Кирилл провернул ключ, замок щелкнул, а мои кандалы упали на пол, освобождая меня раз и навсегда. Руки ныли, запястья чесались, но я не спешила что-то делать, продолжая лежать так, как и лежала. Боль больше не имела значения, она тонула в моей черной дыре и терялась в пустоте. — Теперь твоя часть уговора.
Помню, как тогда я просто кивнула, резко поднимаясь с постели, словно запрограммированный робот. Шакалов упал на мое место, готовясь наблюдать шоу, а я медленно отступила, расстегнула боковой замок платья, позволяя ему упасть на пол. На мне осталось бесшовное белье под цвет кожи, которое Кирилл съел глазами еще до того, как я успела скинуть все на пол. Плевать. Уже не важно. Ничего не важно.