Отверженные

Размышляя дорогой, он возблагодарил провидение. Ведь не дай он утром дочери Жондрета пяти франков, он поехал бы вслед за фиакром Белого и ничего бы не знал. Никакая сила не помешала бы тогда Жондрету устроить засаду, Белый погиб бы, а вместе с ним, без сомнения, и его дочь.

Глава четырнадцатая

ПОЛИЦЕЙСКИЙ ДАЕТ АДВОКАТУ ДВА КАРМАННЫХ ПИСТОЛЕТА

Подойдя к дому № 14 на улице Понтуаз, Мариус поднялся на второй этаж и спросил полицейского пристава.

- Господин полицейский пристав сейчас в отсутствии, - сказал один из писарей. - но его заменяет надзиратель. Может быть, вы поговорите с ним? У вас спешное дело?

- Да, - ответил Мариус.

Писарь ввел его в кабинет пристава. За решеткой, прислонившись к печке и приподняв заложенными назад руками полы широкого каррика о трех воротниках, стоял рослый человек. У него было квадратное лицо, тонкие, плотно сжатые губы, весьма свирепого вида густые баки с проседью и взгляд, выворачивающий вас наизнанку. Этот взгляд, можно сказать, не только пронизывал вас, но обыскивал.

С виду человек этот казался почти таким же хищным, таким же опасным, как Жондрет; встретиться с догом иногда не менее страшно, чем с волком.

- Что вам угодно? -обратился он к Мариусу, опуская обращение "сударь".

- Вы - господин полицейский пристав?

- Его нет. Я его заменяю.

- Я по весьма секретному делу.

- Говорите.

- И весьма срочному.

- Говорите скорее.

Этот спокойный и грубоватый человек пугал и в то же время ободрял. Он внушал и страх и доверие. Мариус рассказал ему обо всем: о том, что человека, которого он, Мариус, знает лишь с виду, собирались нынче вечером заманить в ловушку; что, занимая комнату по соседству с притоном, он, Мариус Понмерси, адвокат, услышал через перегородку об этом заговоре; что фамилия негодяя, придумавшего устроить западню, Жондрет; что у него есть сообщники, по всей вероятности, "хозяева застав", в том числе Крючок, по прозвищу Весенний, он же Гнус; что дочерям Жондрета поручено стоять на карауле; что человека, которому грозит опасность, никоим образом предупредить нельзя, потому что даже имя его неизвестно; что, наконец, все должно произойти в шесть часов вечера, в самом глухом конце Госпитального бульвара, в доме № 50/52.

Когда Мариус назвал номер дома, надзиратель поднял голову и бесстрастно спросил:

- Комната в конце коридора?

- Совершенно верно, - подтвердил Мариус и добавил: - Разве вы знаете этот дом?

Надзиратель помолчал, затем ответил, подставляя каблук сапога к дверце топившейся печи, чтобы согреть ногу:

- По-видимому, так.

Он продолжал цедить сквозь зубы, обращаясь не столько к Мариусу, сколько к собственному галстуку:

- Тут без Петушиного часа не обошлось. Его слова поразили Мариуса.

- Петушиный час...- повторил он. - В самом деле, я слышал эти слова.

Он рассказал надзирателю о диалоге между лохмачом и бородачом, на снегу, за стеной на Малой Банкирской улице.

Надзиратель пробурчал:

- Лохматый - должно быть, Брюжон, а бородатый - Пол -Лиарда, он же Два Миллиарда.

Он снова опустил глаза и предался размышлениям.

- Ну, а насчет папаши Бесфамильного, - присовокупил он, - я тоже догадываюсь... Так и есть, я подпалил каррик!.. И чего они всегда так жарко топят эти проклятые печки! Номер пятьдесят-пятьдесят два. Бывшее домовладение Горбо. Он взглянул на Мариуса:

- Вы видели только бородача и лохмача?

- И Крючка.

- А этакого молоденького франтика?

- Нет.

- А огромного плечистого детину, похожего на слона из зоологического сада?

- Нет.

- А этакого пройдоху, с виду старого паяца?

- Нет.

- Ну, а четвертый - тот вообще невидимка, даже для своих помощников, пособников и подручных. Нет ничего удивительного, что вы его не заметили.

- Действительно, не заметил. А что это за люди? - спросил Мариус.

- Впрочем, это совсем не их час...- вместо ответа сказал надзиратель.

Он помолчал, потом заговорил снова:

- Пятьдесят - пятьдесят два. Знаю я этот сарай. Нам в нем спрятаться негде, артисты нас сразу заметят. И отделаются тем, что отменят водевиль. Это народ скромный. Стесняется публики. Нет, это не годится, не годится Я хочу услышать, как они поют, и заставлю их поплясать.

Закончив этот монолог, он повернулся к Мариусу и спросил, глядя на него в упор:

- Вы боитесь?

- Кого?

- Этих людей?

- Не больше, чем вас, - мрачно отрезал Мариус, заметив наконец, что сыщик ни разу не назвал его сударем.

Надзиратель посмотрел на Мариуса еще пристальнее и произнес с какой-то нравоучительной торжественностью:

- Вы говорите, как человек смелый и честный. Мужество не страшится зрелища преступления, честность не страшится властей.

- Все это хорошо, но что вы думаете предпринять? - прервал его Мариус.

Надзиратель ограничился таким ответом:

- У всех жильцов дома пятьдесят - пятьдесят два есть ключи от наружных дверей; ими пользуются, возвращаясь ночью к себе домой. У вас есть такой ключ?

- Да, - ответил Мариус.

- Он при вас?

- Да.

- Дайте его мне, - сказал надзиратель.

Мариус вынул ключ из жилетного кармана, передал его надзирателю и прибавил:

- Послушайтесь меня, приходите с охраной.