Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова )

Он подошел к другой двери уже с большей надеждой. Она была страшно ветхая, все доски прогнили насквозь, железные связки, которых осталось всего три, были заржавлены. Казалось очень возможным проломать эту изъеденную червями дверь.

Но, рассмотрев ее ближе, он увидел, что это вовсе и не дверь. У нее не было ни петель, ни замка, ни разреза посередине. Железные полосы пересекали ее в разных направлениях. Сквозь скважины досок он увидел камни, грубо скрепленные цементом. С сожалением он вынужден был признать, что эта мнимая дверь не что иное, как обивка строения, к которому она примыкала. Пожалуй, легко было сорвать одну доску, но тогда он очутился бы лицом к лицу с глухой стеной.

V. Глава, которая была бы невозможна при газовом освещении

В эту минуту глухой мерный звук стал раздаваться яснее и яснее на некотором расстоянии. Жан Вальжан отважился выглянуть из-за угла. Семь или восемь солдат только что строем вошли в улицу Поленсо. Он видел, как сверкали штыки их ружей. Они направлялись в его сторону.

Солдаты, во главе которых выступала рослая фигура Жавера, двигались медленно, почти что ощупью. Они то и дело останавливались. По всему видно было, что солдаты шарили по всем углам, под всеми воротами, во всех аллеях.

Вероятно, это был какой-нибудь патруль, который Жавер встретил и забрал с собой для преследования. Оба его спутника шли в их рядах.

Двигаясь так медленно и останавливаясь на каждом шагу, им надо было по крайней мере четверть часа, чтобы добраться до того места, где находился Жан Вальжан. Настала страшная минута. Несколько мгновений отделяли Жана Вальжана от ужасной пропасти, разверзавшейся перед ним в третий раз. И теперь каторга была для него не просто каторгой, а утратой Козетты навеки, то есть жизнью, похожей на могилу.

Оставалась еще единственная надежда. Особенностью Жана Вальжана было то, что он, так сказать, нес в себе две котомки: в одной были помыслы чистые, как у святого, в другой — все таланты, присущие каторжнику. Он обращался то к одной, то к другой, смотря по необходимости.

Между прочими способностями, благодаря своим частым побегам с каторги, он, как известно, был мастер в невероятном искусстве карабкаться без лестниц, без крючьев, с помощью одних мускулов, опираясь головой, плечами, бедрами и коленями, едва пользуясь редкими уступами в камнях — карабкаться по отвесной стене, если нужно, до шестиэтажной высоты; это искусство, которое придало такую странную известность углу двора в Консьержери*, откуда бежал лет двадцать тому назад осужденный Батмоль.

Жан Вальжан смерил глазами стену, над которой виднелись липовые ветки. Она была приблизительно восемнадцать футов высотой. Угол, образуемый ею со зданием, был заполнен снизу плотным каменным треугольником, вероятно, с целью оградить этот удобный уголок от остановок прохожих. Такое предупредительное ограждение уголков очень часто можно встретить в Париже.

Этот каменный треугольник возвышался футов на пять. От его верхушки оставалось пространство около 14 футов до вершины стены: стена была увенчана плоским камнем без всяких шпилей.

Вся трудность заключалась в Козетте. Козетта не могла карабкаться на стену. Покинуть ее? Эта мысль даже не приходила в голову Жану Вальжану. Взять ее с собой было невозможно. Вся сила потребуется ему для подъема на стену. Любой новый груз переместил бы его центр тяжести, и он мог свалиться. Тут нужна была веревка. Но ее не было. Где в самом деле взять веревку в полночь на улице Поленсо? В эту минуту, без сомнения, будь во власти Жана Вальжана целое царство, он отдал бы его за веревку. Во всех отчаянных положениях бывают проблески, как молнии, которые то ослепляют нас, то вдруг просвещают наш ум.

Отчаянный взор Жана Вальжана упал на фонарный столб в глухом переулке Жанро. В те времена не было еще газовых рожков на парижских улицах. Когда наступала ночь, зажигали фонари, которые поднимались и опускались с помощью веревки, тянувшейся снаружи и закрепленной в выемке столба. Рогатка, на которую наматывалась веревка, была приделана под фонарем, в маленьком железном шкафчике, от которого ключ был у фонарщика, а сама веревка защищена металлическим футляром. Жан Вальжан с энергией отчаяния быстро перебежал через улицу, кинулся в глухой переулок, сломал замок шкафчика лезвием ножа и в одну минуту вернулся к Козетте. Он раздобыл веревку. Быстро орудуют эти темные люди в борьбе со злым роком.

Мы уже говорили, что в ту ночь фонари не зажигались. Следовательно, не было ничего странного, что фонарь в переулке Жанро потушен и можно было пройти мимо, не заметив, что он висит ниже обычного.

Между тем поздний час, место, где они находились, тревога Жана Вальжана, его странное поведение, суета — все это начинало тревожить Козетту. Всякий другой ребенок давно принялся бы плакать. Но она только дергала Жана Вальжана за полу сюртука. Все яснее и яснее раздавались шаги приближающегося патруля.

— Отец, — тихо молвила она, — мне страшно. Кто это идет?

— Тише, — прошептал несчастный, — это Тенардье.