Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова )

Как видно, этот орден не имел ничего общего с бенедиктинками из Сито. Он происходит от аббата Сен-Жермен-де-Прё, подобно тому как сестры Сердца Иисусова зависели от генерала ордена иезуитов, а сестры Милосердия — от генерала лазаристов.

Этот орден был также совершенно отличен от бернардинок Малого Пикпюса, внутреннюю жизнь которого мы уже показали. В 1657 году Папа Александр VII разрешил посредством особой грамоты бернардинкам Малого Пикпюса практиковать «Вечное моление», по примеру бенедиктинок Святого Причастия. Но оба ордена тем не менее сохранили за собой все присущие им особенности.

XI. Конец Малого Пикпюса

С самого начала реставрации монастырь Малого Пикпюса находился в большом упадке; после XVIII века этот орден понемногу угасал, как и все религиозные ордена. Созерцание и молитва — потребность человечества; но как и все, чего коснулась революция, они стали преобразовываться и вместо того, чтобы быть враждебными социальному прогрессу, стали благоприятствовать ему.

Монастырь Малого Пикпюса быстро пустел. В 1840 году малый монастырь уже исчез, пансион тоже. Не было там больше ни старых монахинь, ни молодых девушек; одни умерли, другие разошлись. Volaverunt [38].

Правило «Вечного моления» пугает своей суровостью; желающих посвятить себя ему становится все меньше и меньше, орден не находит новобранцев. В 1845 году еще иногда находились желающие жить в монастыре, но пострижений в монахини не было вовсе. Сорок лет тому назад монахинь было более ста; пятнадцать лет назад их было не более двадцати восьми. Сколько их теперь? В 1847 году настоятельница была молодая, — ей не было и сорока лет — доказательство того, что выбор стал ограниченный. По мере уменьшения числа утомление возрастает; бремя для каждой из них становится более тяжким; предстоит момент, когда останется всего с десяток согбенных и наболевших спин, чтобы нести тяжкий устав святого Бенедикта. Это бремя неумолимо, и остается одним и тем же, как для большого, так и для малого числа. Оно тяготело над ними, придавливало их своей тяжестью. Зато они и умирали то и дело. В то время, когда автор этой книги еще жил в Париже, две монахини умерли. Одной было двадцать пять лет, другой двадцать три года. Последняя могла сказать, как Юлия Альпинула: «Hic jaceo. Vixi anvos viginti et tres» [39]. Вследствие этого упадка монастырь отказался от воспитания девиц.

Мы не могли пройти мимо этого странного таинственного мрачного дома, чтобы не зайти туда и не ввести читателей, следящих, быть может, не без пользы для иных, за грустной историей Жана Вальжана. Мы проникли в эту общину, переполненную древними обрядами, которые кажутся столь новыми в наши дни. Это замкнутый сад. Hortus conclusus. Мы говорили об этом странном месте с благоговением, по крайней мере настолько, насколько благоговение, уважение и разбор по деталям совместимы. Мы не все понимаем, но ни во что не бросаем грязью. Мы настолько же далеки от смирения Жозефа де Местра, который доходил до того, что благословлял палача, и от издевательств Вольтера, который надругался над распятием.

И добавим мимоходом, это нелогичность со стороны Вольтера, ибо он защищал бы Иисуса, как защищал Калласа; и даже для тех, кто отрицает сверхъестественное воплощение, что такое представляет распятие? Убийство праведника.

В XIX веке религиозная идея подвергается кризису. Отвыкают от многого и хорошо делают, лишь бы, забывая одно, учились другому. Не должно быть пустоты в сердце человеческом. Совершается известная ломка, и прекрасно — лишь бы только она сопровождалась созиданием чего-нибудь нового.

А пока будем изучать вещи уже минувшие. Необходимо ознакомиться с ними, хотя бы для того, чтобы избегать их. Подделки прошлого принимают фальшивые имена и охотно выдают себя за будущее. Прошлое — это привидение, способное подделывать свой паспорт. Обратим внимание на эту ловушку. Будем остерегаться. У прошлого свое лицо — суеверие и маска — лицемерие. Откроем лицо и сорвем маску.

Что касается монастырей, то они представляют сложный вопрос. Цивилизация осуждает их, свобода защищает.

Книга седьмая В СКОБКАХ

I. Монастырь — понятие отвлеченное

Настоящая книга, это драма, в которой главным действующим лицом является бесконечность.

Человек занимает в ней второе место.

Поэтому, встретив монастырь на своем пути, мы вошли туда. Зачем? Потому что монастырь, свойственный как Востоку, так и Западу, как древности, так и новейшим временам, как язычеству, буддизму, магометанству, так и христианству, есть один из оптических приборов, приложенных человеком к познанию бесконечности.