Отверженные (Перевод под редакцией А. К. Виноградова )

При Людовике XV дети начали пропадать в Париже; их похищала полиция для каких-то таинственных целей. Народ с ужасом перешептывался, делая чудовищные предположения. Иногда случалось, что полицейские, охотясь на детей, захватывали таких, у которых были семьи. Тогда отцы в отчаянии бросались по горячим следам за полицейскими. В таких случаях вступался парламент и отдавал приказ повесить — кого? Полицейских? Нет, отцов.

VII. Гамен мог бы занять место в индийских кастах

Парижские гамены — как бы совсем отдельная каста, и нужно прибавить: не всякий желающий может попасть в нее.

Слово «гамен» перешло из народного языка в литературный и попало в первый раз в печать в 1834 году. Оно появилось в небольшом рассказе «Клод Гё». Скандал вышел на славу. Но слово осталось и привилось.

Причины, вызывающие уважение гаменов друг к другу, очень разнообразны. Мы близко знали одного гамена, пользовавшегося большим почетом в своей среде и возбуждавшего всеобщий восторг благодаря тому, что он видел, как какой-то человек упал с колокольни собора Богоматери; другой добился такого же уважения потому, что ему удалось пробраться на задний двор, куда на время поставили статуи с купола Дома Инвалидов, и «подтибрить» с них немножко свинца; третий — потому что видел, как опрокинулся дилижанс; четвертый — потому что знал солдата, который чуть не выколол глаза какому-то буржуа.

Таким образом, становится вполне понятным восклицание одного парижского гамена — полное глубокого смысла восклицание, над которым смеются невежды, не понимая его: «Господи боже мой! Какой же я несчастный! До сих пор я ни разу не видал, чтобы кто-нибудь упал с пятого этажа!»

Недурно однажды выразился и один крестьянин.

— Ваша жена заболела и умерла от своей болезни, — сказали ему. — Почему вы не пригласили доктора?

— Что же делать, сударь, — отвечал он. — Мы люди бедные и умираем сами.

Но если в этом ответе выразилась вся пассивная покорность крестьянина, то в словах, которые мы приводим ниже, высказалась вполне вся свободомыслящая анархия гамена. Приговоренный к смерти преступник, едущий к месту казни, слушает своего духовника. «Он разговаривает со своим попом! — кричит парижский гамен. — Эдакий трус!»

Некоторая смелость в деле религии возвышает гамена. Вольнодумство придает ему большой вес.

Присутствовать при казнях считается непременной обязанностью. Показывают друг другу на гильотину и смеются. Ей дают разные шутливые прозвища: «Конец супа, Ворчунья, Голубая маменька (с небес!), Последний глоток» и т. д. Чтобы не упустить ничего из предстоящего зрелища, влезают на стены, взбираются на балконы, карабкаются на деревья, висят на решетках, цепляются за трубы. Гамен родится кровельщиком так же, как и моряком. Крыша не страшна ему, как не страшна мачта.

Никакое празднество не может сравниться для гамена с Гревской площадью. Сансон и аббат Монтес — самые популярные имена. Осужденному на смерть преступнику шикают, чтобы ободрить его. Иногда им восхищаются. Ласнер*, будучи гаменом, смотрел на казнь ужасного Дотена* и, видя, как мужественно он умирает, сказал фразу, в которой выразилась целая будущность: «Я завидовал ему».

В среде гаменов не имеют никакого понятия о Вольтере, но знают Папавуана*. В одном и том же перечне смешивают политических преступников и убийц. Сохраняются предания насчет последней одежды каждого из них. Известно, что Таллерон был в шапке кочегара, Авриль* — в фетровой фуражке, Лувель* — в круглой шляпе; что старик Делапорт был с непокрытой лысой головой, Кастенг — румян и красив, что у Бариеса была романтическая эспаньолка, Жан Мартен носил подтяжки, а Лекуфе* и его мать ссорились между собою.

Один гамен, желая рассмотреть Дебакера, но не видя ничего из-за толпы, лезет на фонарный столб на набережной. Стоящий на посту жандарм хмурит брови.

— Пожалуйста, господин жандарм, позвольте мне влезть на него, — просит гамен и, чтобы смягчить правосудие, прибавляет: — Я не упаду.

— Очень меня беспокоит, упадешь ты или нет, — ворчит жандарм.

В среде гаменов всякий несчастный случай придает большое значение пострадавшему. Уважение к товарищу достигает высшей точки, если он порежется очень сильно, «до кости».

Кулак тоже пользуется немалым уважением. Гамен очень любит похвалиться им: «Смотри, какой я сильный, видишь?» Левша возбуждает зависть. Косые глаза считаются большим преимуществом.

VIII. Здесь прочитают прелестную остроту последнего короля