Отверженные. Том II

Однажды утром мадмуазель Жильнорман — старшая при всей невозмутимости своего характера вернулась к себе крайне возбужденная. Мариус опять просил деда разрешить ему куда-то ненадолго уехать, добавив, что хочет отправиться сегодня вечером. «Поезжай!» — ответил дед, а про себя, многозначительно подняв брови, буркнул: «Повадился таскаться по ночам». Мадмуазель Жильнорман поднялась в свою комнату крайне заинтригованная, бросив на лестнице в знак негодования: «Это уж чересчур!», а в знак удивления: «Куда же в самом деле он ездит?» Она заподозрила, что здесь не без какой-нибудь предосудительной сердечной истории, что здесь не без женщины, не без свидания, не без тайны, и была не прочь сунуть сюда свой оседланный очками нос. Любовный секрет — не менее лакомый кусочек, чем свежеиспеченная сплетня, и святые души не прочь его отведать. В тайниках ханжества всегда найдется запас любопытства к амурным делам.

Итак, она томилась смутным вожделением узнать, что это за романтическое приключение.

Дабы отвлечься от этого несколько непривычно волновавшего ее чувства любопытства, она прибегла к помощи своих талантов и принялась выводить бумажными нитками по бумажной материи фестоны, вышивая один из распространенных узоров эпохи Империи и Реставрации, с многочисленными кружками вроде каретного колеса. Работа была скучная, работница угрюмая. Она провела в своем кресле несколько часов, как вдруг дверь отворилась. Мадмуазель Жильнорман подняла нос; перед ней стоял, приветствуя ее по всем правилам воинского устава, поручик Теодюль. Она вскрикнула от радости. Можно быть старухой, недотрогой, богомолкой, тетушкой и все-таки испытывать удовольствие, видя у себя в комнате улана.

— Ты здесь, Теодюль! — воскликнула она.

— Проездом, тетушка.

— Поцелуй же меня!

— Рад стараться! — отвечал Теодюль и расцеловался с ней.

Тетушка Жильнорман подошла к секретеру и открыла его.

— Ну, уж недельку-то ты у нас погостишь?

— Уезжаю нынче же вечером, тетушка.

— Не может быть!

— Совершенно точно.

— Теодюль, дружок, прошу тебя, останься!

— Сердце говорит «да», а устав — «нет». Дело в следующем. Нас переводят в другой гарнизон. Мы стояли в Мелуне, а нас посылают в Гайон. Из старого гарнизона в новый надо ехать через Париж. Я и сказал себе: «Дай-ка повидаюсь с тетушкой».

— Вот тебе за труды.

Она вложила ему в руку десять луидоров.

— Вы хотите сказать, за удовольствие, дорогая тетушка.

Теодюль опять поцеловал ее, и она испытала приятное ощущение, когда галуны его мундира царапнули ей шею.

— Ты едешь с полком, на коне? — спросила она.

— Нет, тетушка. Мне хотелось во что бы то ни стало повидать вас. Я получил разрешение. Денщик ведет мою лошадь, а я еду в дилижансе. Да, кстати, у меня к вам вопрос.

— Что такое?

— Разве мой кузен Мариус Понмерси тоже куда-то уезжает?

— Откуда ты знаешь? — воскликнула тетушка; ее любопытство было возбуждено.

— По приезде я пошел в контору дилижансов, чтобы оставить за собою место в карете.

— И что же?

— Оказалось, что один из пассажиров уже приходил и оставил себе место на империале. Я видел в списке отъезжающих имя этого пассажира.

— Кто же это?

— Мариус Понмерси.

— Дрянной мальчишка! — возмутилась тетка. — Нет, твоему кузену далеко до тебя, он совсем не паинька. Смотрите, что он затеял — ночевать в дилижансе!

— Как и я.

— Но ты это делаешь по обязанности, а он по своему беспутству.

— Бездельник! — бросил Теодюль.

И тут мадмуазель Жильнорман — старшую осенило. Будь она мужчиной, она, наверно, хлопнула бы себя по лбу.

— Твой кузен знает тебя? — живо спросила она.

— Нет. Я-то его видел, а он ни разу не удостоил меня вниманием.

— Значит, вы поедете вместе?

— Он — на империале, я — внутри кареты.

— Куда идет дилижанс?

— В Андели.

— Значит, Мариус туда и едет?

— Если только, как и я, не выйдет где-нибудь раньше по пути. Я сойду в Верноне, мне надо захватить гайонскую почту. А о маршруте Мариуса не имею ни малейшего представления.

— Мариус! Какое противное имя! И вздумалось же назвать его Мариусом! Вот у тебя, я понимаю, имя — Теодюль!

— Я предпочел бы, чтобы меня звали Альфредом, — заметил офицер.

— Слушай, Теодюль!

— Слушаю, тетушка.

— Слушай внимательно!

— С превеликим вниманием.

— Итак, ты слушаешь?

— Да.

— Так вот, Мариус то и дело в отлучке.

— Ай-ай-ай!

— Он куда-то ездит.

— Ого!

— Не ночует дома.

— Эге!

— Нам хотелось бы узнать, что за этим кроется.

— Какая-нибудь юбка, — проговорил со спокойствием многоопытного человека Теодюль и с затаенной насмешкой, не оставлявшей места сомнениям, добавил: — Девчонка.

— Так оно и есть! — воскликнула тетка; ей показалось, что она слышит самого Жильнормана; для нее слово «девчонка», произнесенное внучатным племянником и почти таким же тоном, каким оно произносилось двоюродным дедом, звучало особенно убедительно.

— Сделай нам одолжение, последи за Мариусом, — продолжала она. — Он тебя не знает, тебе это не составит труда. А раз уж тут замешалась девчонка, постарайся и ее увидать. Ты нам напишешь. Это позабавит дедушку.