Отверженный

Я не мог выяснить, говорил ли дознаватель правду относительно состояния Милы, но в одном был с ним согласен — ей не стоило знать, что кто-то в курсе того, что мы убили бандита. Ни к чему ей было это всё. Но и пускать в голову первого встречного мне не хотелось.

— Что я должен делать? — спросил я. — Как это всё должно происходить?

— Ты должен снять защиту и пустить меня в голову. И я соберу там всю необходимую мне информацию.

— Извините, но не могу, — ответил я, немного подумав. — Я за свою жизнь узнал много информации, в том числе о моей семье. Я не могу позволить, чтобы кто-то её вытащил из моей головы.

— Выходит, будем расстраивать твою подружку? — ухмыльнувшись, спросил дознаватель.

— Почему-то мне кажется, что есть ещё вариант, — сказал я и почему-то вдруг понял: так оно и есть.

— Скажи мне, парень, — дознаватель неожиданно стал очень серьёзным. — С чего ты решил, что есть ещё вариант?

— Я почему-то знаю, что Вы не собираетесь лезть в голову к Миле, — признался я. — Не знаю, почему именно, но я это знаю.

— Потрясающе! — воскликнул дознаватель и хлопнул ладонью по столу. — Но как? Ты активировал дар?

— Вы же видите, что нет.

— Вижу, — согласился мужчина. — Но ты считал мои намерения!

— Оно как-то само.

— Ладно, не будем терять время. Закрой глаза и представляй перед собой лица всех бандитов, кого видел.

Я первым делом представил Егора — отчётливо со всеми подробностями.

— Охренеть! — воскликнул дознаватель. — Я ничего не вижу!

— Ну, извините. Я представил.

— Хорошо, давай попробуем по-другому. Глаза не закрывай! Смотри на меня и представляй, что этот человек стоит между нами. Держи меня в поле зрения и представляй его. Постарайся как бы наложить его на меня. Давай попробуем!

Мы мучились так минут десять, пока дознаватель вдруг не крикнул:

— Вижу! Пацан! Примерно твой ровесник. Кто это?

— Это тот, кого они заслали к нам. Он был с нами в автобусе и по дороге выспрашивал, у кого есть Дар. Потом он всех одарённых и показал, когда нас остановили.

Таким образом, минут за пять я показал дознавателю всех преступников. И оставалось лишь надеяться, что больше ничего он из моей головы не выудил.

— Я всё равно не понимаю, — сказал я после того, как мы закончили. — Полицейские подробно всё расспрашивают, Вы в голову лезете. Почему вы просто не посмотрите записи камер с дороги?

Дознаватель искренне и громко рассмеялся.

— Если ты не в курсе, после событий две тысячи двадцать четвёртого года в России запрещено любое вмешательство в частную жизнь граждан и любой сбор информации о них, в том числе и установка камер видеонаблюдения. Их можно ставить только в жилищах и офисах, то есть, на частной территории. Хотя, признаюсь, мои друзья полицейские каждый раз, раскрывая очередное преступление, проклинают этот запрет. Они бы с радостью увешали камерами каждый куст. Но нельзя.

— Но у нас в Петербурге камеры стоят на каждом углу, — удивился я.

Дознаватель снова рассмеялся.

— Петербург, как и Москва, это не Россия! Забывай, мой юный друг, всё, к чему привык в Петербурге. Чем раньше забудешь, тем легче будет жить.

После этого сотрудник неизвестного мне отдела «Д» ещё раз уверил меня, что нам с Милой нечего опасаться, поблагодарил за сотрудничество и передал полицейским. Двое из них взялись отвезти нас с Милой в Череповец прямо до реабилитационного центра, с двумя другими уехал дознаватель. На вопрос Милы, о чём мы с ним разговаривали, я сказал почти правду — что описывал преступников. Просто не уточнил, каким образом.

До Череповца мы доехали быстро, около одиннадцати часов утра уже были в городе. Но там нас ждал ещё один сюрприз — оказалось, что мы должны проехать через отделение полиции и написать там заявление на получение наших вещей из найденного в лесу автобуса. Полицейские сгрузили нас в участке и сразу же уехали. И до самого обеда к нам никто не подошёл. Хорошо, что мы захватили с собой сумку с продуктами, которую Мила накануне предусмотрительно собрала в дорогу.

После обеда вернулись те, кто нас привёз, очень удивились, что нам ещё не дали бланки заявлений и устроили небольшой разгон тем, кто должен был это сделать. После этого бланки нам выдали в течение пяти минут. Мы быстро описали свои сумки и чемоданы, и получили обещание, что уже завтра их доставят в реабилитационный центр. После подачи заявлений мы поинтересовались, когда нас самих отвезут в центр.

Однако утренние полицейские опять куда-то уехали, а тот сотрудник, что занимался бумагами, этот вопрос решить не мог. Но он посоветовал нам не терять время и отправиться в центр пешком, так как до него от полицейского участка было не более семи-восьми километров. Мы с Милой решили воспользоваться советом, так как уже устали сидеть в участке.

Выяснив адрес реабилитационного центра, мы отправились в путь. По дороге я сравнивал работу полицейских Вологодской губернии с полицейскими Петербурга, и выводы были не в пользу вологжан.