— Иван Иванович и Родион Степанович хотят задать тебе несколько вопросов. Так как тебе ещё нет восемнадцати, разговор должен состояться в присутствии попечителя или наставника, если речь идёт об одарённых. Я, как руководитель учебного заведения и лицо, присутствовавшее при активации твоего Дара, формально считаюсь твоим наставником и могу придать легитимность вашему разговору. Также я должна предупредить, что ты имеешь право отказаться от этой беседы или же прекратить её в любой момент.
Ректор опять обращалась ко мне на ты, возможно, мне надо было воспринимать это, как напоминание, что я обещал ей по возможности не закрываться.
— Анна Алексеевна! — улыбнувшись, сказал Милютин. — Ну, право слово, не стоит так уж официально всё представлять. Это ведь не допрос. Мы с Родионом Степановичем, как Вы верно заметили, лишь зададим несколько вопросов. Возможно, попросим рассмотреть несколько фотографий. Не более того.
— Если Роман не против, то можете задавать, — ответила ректор.
— Не против, — сказал я. — Если мои ответы хоть чем-то смогут помочь Ивану Ивановичу и Родиону Степановичу в их работе, я буду только рад.
— Похвальное желание помочь, молодой человек! — сказал Глебов и сразу же перешёл к делу: — Мы изучили Ваше небогатое досье и обнаружили, что Вы были жертвой нападения террористов по пути из Санкт-Петербурга в Череповец. И что Вы с подругой смогли дать бандитам отпор и, по большому счёту спасли жизни всем, кто находился в тот момент с вами.
— Да, это так, — коротко ответил я.
— Это очень похвально, — сказал Милютин. — Я изучил секретный отчёт нашего сотрудника, который беседовал с вами в домике егеря, он отметил, что не смог пробиться сквозь ментальную защиту, которую Вы себе поставили. Это правда?
— Роман, ты можешь не отвечать на вопросы, которые кажутся тебе личными или не имеющими отношения к предмету разговора! — неожиданно произнесла Анна Алексеевна.
— Я не ставил никакой защиты, — сказал я. — Оно само так получилось. Я это вашему сотруднику сразу и сказал тогда. Он должен был это тоже записать.
— А сейчас ты этому научился? — спросил Глебов, тоже перешедший на ты. — Потому как я чувствую сильнейшую защиту.
Меня переход на ты не смутил, наоборот, стало даже спокойнее — разговор стал меньше напоминать допрос.
— Нет, — ответил я. — Не научился. Иногда само собой выходит, когда стресс испытываю.
— Склонность к какому виду магии определил тебе Источник? — поинтересовался Глебов.
— Ни к какому. Анна Алексеевна сказала, что я могу развиваться в любом направлении или во всех сразу, если сил хватит.
— Уник, значит? — Родион Степанович посмотрел на меня с интересом. — А уровень тебе Сила не подарила сразу? У уников это дело довольно распространённое. Так сказать, компенсация за то, что поначалу не будет поддержки от конкретной стихии.
— Подарила, — ответил я.
Врать было глупо, Анна Алексеевна могла лишь притворяться такой ярой защитницей моих прав, я не исключал, что на самом деле она уже давно рассказала мужу всё, что обо мне знает. В этой ситуации соврать — означало сразу представить себя в невыгодном свете.
— Это отчасти объясняет твои способности к предвидению, — задумчиво произнёс Милютин.
— Я не замечал за собой таких способностей, — сказал я и в этот раз не соврал.
— Но ты ведь как-то предугадал и предотвратил теракт в поместье Зотовых.
— Я ничего не предугадал, и я уже несколько раз объяснял, что произошло — мне показалось подозрительным испуганное лицо водителя минивена.
— Испуганное? — спросил Глебов. — Ты ощутил его страх?
— Нет, — соврал я. — Просто я умею отличить очень напуганного человека от того, кто просто привёз торт. Водитель был очень сильно напуган.
Во второй части своего утверждения я не лгал, водитель минивена действительно был напуган, и это заметил не только я. Как минимум ещё и Арина.
— Скажи, Роман, — обратился ко мне Милютин. — Какие ещё особенности ты за собой заметил, помимо склонности к внестихийному развитию магии и изначального первого уровня?
— Я могу закрываться, когда мне лезут в голову, — ответил я. — Но это мы уже обсудили.
— Это мы поняли ещё во время разговора с тобой у Зотовых, — сказал Глебов и усмехнулся. — Есть ещё какие-нибудь особенности?
— Анна Алексеевна сказала, что я могу скрывать свой уровень, если потренируюсь. Но так ли это, я утверждать не могу, так как пока не тренировался.
Я решил, что эту особенность тоже лучше не скрывать, внутреннее чутьё мне подсказывало: Милютин знает обо мне всё, что известно его супруге, хоть ректор и пыталась всеми силами показать, что она на моей стороне. Но вот почему-то в момент допроса я не ощущал от неё никакой ментальной поддержки. Во время активации Дара ощущал, а сейчас — нет. Поэтому предпочёл сказать Милютину всё, что было известно Анне Алексеевне.