Отверженный ??? Часть II (СИ)

— Его рисунки, они не как в манге, — заметила Асами. — Посмотри, как он любит изображать лица, морщинки, каждый волос, каждую ресницу.

— Да, это не японский стиль, — согласился я. — Однако общие планы больше похожи на то, что я видел по телевизору. А вот смотри, как раз как в аниме.

— Но это же… ты.

Я поднял тетрадь, разглядывая её на свету. И правда, похож, как если бы Рио Икари перенесли на страницы манги. И длинные волосы, и челка на глазах… Даже изгиб губ изобразил верно. Икари на портрете прятал глаза и хитро улыбался, а внизу художник тщательно вывел иероглифы — ???.

— Асами, эти символы, ведь означают «изгнанник»? — спросил я.

Написание слов-то я помнил, но вот разбираться в их составляющей так и не научился.

— Да, верно, — задумалась она. — Но тут может быть иной смысл.

— Какой?

— Ссыльный, брошеный, отринутый… Отверженный. Наверное, так. Сам порядок иероглифов неверный. Смотри первый символ ?, — тсуо… означает гнаться за кем-то, преследовать. Второй ? — освобождение, изгнание и огонь. И третий лишь подчеркивает первые два, ? — означает «человек». Очень философский контекст, если разобраться.

— Мне нравится, — признался я. — Нужно будет запомнить.

Я бросил тетрадь обратно, и мы продолжили осмотр логова.

Помимо стола, в комнате стоял диван, накрытый пледом. Рядом тумба с книгами, наушники, влажные салфетки, пустая бутылка пива… Место для отдыха. Тут он мог спрятаться от внешнего мира, остаться наедине с собой, расслабиться, послушать музыку, поспать. Его место для медитации.

Напротив дивана висела доска, для которой он вывел отдельную подсветку. На ней висели фотографии, около сотни разных кадров: начиная от портретов, заканчивая пейзажами или даже просто изображениями деревьев, цветов, еды… Все это было намешано и спутанно между собой, фотографии были наклеены друг на друга, скреплены, подколоты в безобразной смеси маленьких историй, понять которые я был не в состоянии.

Миса оценивающе взглянула на доску, на диван и прикинула, будто сидит на нем.

— Да, все видно отлично, — подтвердила она. — Он, наверное, часто сидит на нём и пялится в доску.

— Он таким образом приводит мысли и чувства в порядок, — пояснил я. — У каждого маньяка есть свой жертвенный алтарь, помнишь, Терада-сан рассказывал? Так вот этот, — его. Именно этот квадрат, от дивана до стенда, не логово и не берлога, а храм. Место упокоения души.

— А тебя такой есть? — заинтересовалась она. — Ты же тоже считаешь себя убийцей.

— Нет. Я медитирую, мне этого хватает. А воспоминания мне на бумаге не нужны.

— Вот не думала, что увижу такое. Мне обитель маньяка представлялась совсем другой!

— Наверное, ты думала, что тут все заклеено газетами, на полу кровь, а в центре ванна? — усмехнулся я.

— Ну, что-то вроде. А ещё туши на цепях, или тела убитых. А ещё странные цифры на стенах, и спит он на такой старой железной кровати, прямо на грязном желтом матрасе.

— Круто, мне нравится. Пожалуй, сделаю дома перестановку.

— Как думаешь, — Миса осторожно отступила от дивана и огляделась. — Он тут убивал своих жертв?

— Нет, только в крайнем случае. Кто будет гадить в столовой, понимаешь?

— Только если он не каннибал.

— Логично.

Я бы, кстати, может быть, и попробовал. Раньше были такие мыслишки, некоторые жертвы казались… вкусными что ли. Вот Миса-чан, например. Мне она представляется сладким леденцом, который хочется погрызть.

Но мы это уже проходили. Отвращение к грязи и микроорганизмам не позволит мне вкусить человеческой плоти. Их кровь мне кажется отравленной, будто болотная жижа. Слишком уж я брезгливый.

— А это что? — Миса зашла за стол, где часть комнаты тонула в полумраке.

Поискала выключатель, но его здесь не было. Этот темный уголок Аоки освещать не стал. Вдоль стены здесь все было накрыто изношенными занавесками и рулонами ткани. Я сдернул первую попавшуюся вуаль, за ней обнаружилась большая картина в медной рамке. Пейзаж. Синее море, туманная береговая линия и остров на горизонте, на котором стоял белый маяк. Красиво.

Я провел пальцем, — настоящая, написанная краской вручную.

Мы включили фонари и принялись стаскивать тряпье. Картины, картины, ещё картины.

Смеющаяся девушка держит на руках кота, её легкое платье колышется на ветру. Одинокий мужчина стоит под зонтом на остановке и выглядывает куда-то вдаль на пустынную дорогу. Грациозный олень пьет из ручья в сосновом лесу, брызги воды орошают камни под его ногами.

— Ксо… — Устало выдохнул я. — Что это все значит? Неужели он сам их все нарисовал?

— Тогда зачем было прятать? Продал бы или повесил дома. Картины ведь… красивые. И правда красивые! — удивленно воскликнула Миса. И никаких убийств, смертей на них нет. Просто природа, счастливые люди, архитектура. И посмотри, сколько света! Каждая из них пытается передать как можно больше солнца, а теней почти нет, они прозрачные, будто прячутся куда-то. Невероятно…

— Хороший вопрос, — задумался я. — Причина может быть только одна, — он не хочет, чтобы кто-то узнал о его художественных талантах. Его альтер эго не рисует картины и не увлекается искусством. Поэтому они здесь.